Впрочем, Яна знала, что за этой выставляемой напоказ грубостью скрывается доброе, в принципе, сердце, настолько доброе, насколько оно вообще может быть добрым у работника внутренних органов. Поэтому она совсем не обиделась, а сказала:
– Семен, мне нужен адрес Настиных родителей. Я бы могла узнать его в адресном бюро, но вы ведь наверняка уже у них побывали, так что это не составит тебе никакого труда. Я угадала?
– Угадала-нагадала, – скаламбурил Руденко, – сейчас посмотрю.
На некоторое время в трубке повисло молчание.
– Ты меня еще слушаешь? – снова возник в трубке голос лейтенанта.
– Конечно, Сеня, – проворковала Милославская.
– Записывай.
Семен Семенович продиктовал адрес.
– Только ничего интересного ты там не узнаешь, – добавил Три Семерки, – Настя не появлялась у них уже несколько дней.
– Я уже кое-что узнала, Семен Семеныч, – Яна решила немного поинтриговать Руденко.
– Ты ведь скажешь мне, правда? – вопросил Три Семерки.
– Скажу, товарищ Руденко, – усмехнулась Яна, – мы же партнеры.
– Тогда двигай ко мне, – в голосе лейтенанта появились командирские нотки, – я тебя жду.
– Сперва мне нужно еще кое-что уточнить, – немного осадила его Милославская, – а как только освобожусь, тут же примчусь к тебе.
– Ладно, – крякнул Руденко и в сердцах швырнул трубку на рычаг.
Милославская усмехнулась и пожала плечами. Она только что заметила, что старушка все стоит в прихожей, которая освещалась, очевидно, из экономии тусклой сорокаваттной лампочкой.
– Хотите чаю? – предложила хозяйка, когда Яна закончила разговор.
– Как-нибудь в другой раз. И спасибо вам, – поблагодарила Яна и вышла на улицу.
* * *
Ветер не унимался, но Яна чувствовала, что это ветер перемен. Он унесет зимние холода и пригонит откуда-нибудь с юга антициклон, а с ним тепло, первую травку, вылезающую из-под снега, перелетных птиц и голубое небо, которое бывает таким чистым только весной.
Чуть-чуть постояв на перекрестке, Яна двинулась по Рабочей в сторону улицы Чапаева. Незаметно для себя она прошла три больших квартала, размышляя о том, что узнала от бывшей соседки Парамоновых. Если все, что сообщила ей старушка правда, а сомневаться в этом у Милославской не было причин, то получается, что у Насти был мотив, чтобы отомстить фирме, которая облапошила ее родителей. Не фирме, конечно, – поправила она себя, – а ее хозяину – Смурыгину. Если только… Если только «Уют» – это именно та фирма, а Инна Петровна – мама Насти Парамоновой.
