В нижних выдвигающихся ящиках оказалась корреспонденция: старые письма, в том числе Синявского, открытки, телеграммы. Все это Ольга Сергеевна хранила очень бережно, аккуратно разложив по стопочкам. Яна тщательно просмотрела каждый листок, но, увы, не нашла ничего проливающего свет на исчезновение женщины.
В ближайший час гадалке пришлось перевернуть все в этой комнате. Она старалась делать это бережно, не допуская возникновения у Виктора мысли о неуважении к его матери. В один момент и он присоединился к Яне, но вскоре, поморщившись, вышел из комнаты: это занятие причинило ему душевную боль. Наверное, всплывали воспоминания, возникали черные мысли.
– Может быть, на самом деле, кофе? – прикуривая, обратилась к Синявскому Яна, выходя из спальни Ольги Сергеевны.
– Ничего? – с надеждой спросил ее клиент.
Милославская отрицательно покачала головой.
– Ну тогда давайте кофе, – меланхолично ответил Виктор и отошел от окна, в которое он печально и безотрывно смотрел последние полчаса. – Пройдите пока в библиотеку, – сказал он, указывая гадалке на соседнюю комнату, в которой, помимо высоченных, до самого потолка этажерок с книгами стояли два плетеных кресла, покрытых клетчатыми пледами, и маленький между ними столик, заваленный старыми газетами.
– Ваша мать – поклонница русской классики? – спросила.
Яна, разглядывая многотомное собрание сочинений Пушкина в оригинальном переплете.
Именно произведений классиков отечественной литературы в этой библиотеке было больше всего.
– Да, – крикнул ей с кухни Виктор, – по-моему, она.
Лермонтова предпочитала всем остальным, а…
Синявский сказал еще что-то, но за шумом включенной им воды слов не стало слышно.
– А отец обожал политику? – позже спросила Милославская, начав перелистывать томик Маркса, привлекший ее ярко-красным переплетом с золочеными буквами.
– Да нет, – ответил Синявский, показавшись в дверях, – просто некогда он думал, что все это мне непременно пригодится, и обогащал библиотеку такой вот ерундой, —
Виктор поставил на столик сахарницу и снова удалился, – А на что она сегодня? – крикнул он их кухни, – Только макулатура!
– Это кому как, – не согласилась Милославская, – некоторые до сих пор читают с упоением.
– Кто же?
– Коммунисты, наверное, – гадалка пожала плечами.
В этот момент она открыла книгу примерно посередине, потому что ей показалось, что в этом месте страницы несколько отстранены друг от друга. Между листами, несколько пожелтевшими, оказался сложенный вдвое белый лист. Яна развернула его из чистого любопытства, не ожидая найти в нем ничего особенного.
