– Пей, пей, – сурово глянул на Яну Шатап, в смене настроения, должно быть, подражая Захарычу, – и берись за работу!
Яна судорожно сделала еще несколько глотков горьковатой жидкости и поставила банку на пол перед собой. Шатап допил пиво и, смачно зевнув, снова растянулся на кушетке.
– Я на массу чуток подавлю, а вы стерегите нашу гостью. Головой за нее отвечаете.
Потекли минуты томительного ожидания. Яна размышляла, что бы ей предпринять. Она толком не знала Риту, могла составить о ней лишь частичное представление. Но в чем бы девушка ни была замешена и виновата, Яна чувствовала, что у нее нет морального права выдавать местонахождение Горбушкиной бандитам. Но если она не скажет, где Рита, а Яна догадывалась, что та еще в городе, если не снабдит Захарыча нужной информацией, что же тогда будет с ней и с Джеммой? Яна оказалась пленницей неразрешимого противоречия: или жизнь Риты, или ее собственная жизнь, не говоря уже о Джемме. Что же делать?
– Ты ее не жалей, аферистку эту гребаную, – словно прочел ее мысли Шатап, который еще не отошел ко сну, – выкладывай, где эта гадина прячется.
– Мне нужно время, – повторила Яна.
– Заладила одно и то же, – поморщился от досады Шатап, – будет тебе время.
Он повернулся к стене и вскоре Яна услышала ровное дыхание спящего человека. Оно перешло в приглушенный храп, что вызвало смешок у Хомяка.
– Ну чего, так и будем сидеть? – видимо, последний решил тоже покомандовать. – Когда работать будем?
Его фраза навела Яну на мысль о таившихся под личиной энергичного и глупого неофита неистощимых запасах садизма, который только ждет повода, чтобы проявиться во всей своей устрашающей мощи.
– Чего ты к ней пристал? – вступился за Яну Дема, на вид более уравновешенный и самый «безобидный» из бандитов.
– А я тут торчать нанимался? – возмутился Хомяк. – Из-за этой…
Он хотел было сплюнуть, но вовремя спохватился, что находится все-таки в жилом помещении. Яна прикрыла веки и, стараясь не обращать внимания на Хомяка и Дему, попробовала сконцентрировать свои внутренние усилия на образе Риты. Голоса препирающихся бандитов постепенно растворялись в наплывающей тяжелыми широкими волнами тишине. Тишина, сумеречная, теплая, как утроба, вскоре поглотила остатки окружавшей Яну грубой реальности.
