– За ними, – приказал главарь, зыркнув на лежавших.
– Какого черта разлеглись здесь!
Те хотели было кинуться в тоннель, но Джемма преградила им дорогу. Она только тихо рычала, но вид у нее был настолько грозный, что парни встали как вкопанные.
– Убери собаку! – заорал главарь на Яну.
– Не могу, – Милославская отвернулась – она меня не слушает.
– Ладно, – усмехнулся главарь и направил пистолет в голову Джемме, – тогда я ее прикончу.
– Нет, – Яна Борисовна схватила его за руку, в которой был пистолет, – она сейчас успокоится, дайте ей немного времени.
На противоположной стороне платформы появились двое милиционеров, не спеша двигавшихся в сторону Яны и главаря. Увидев ментов, он ослабил хватку. Диктор в микрофон объявил отправку.
– Ты ничего не видела, тварь, – главарь растянул губы в усмешке, – сейчас мы вместе быстро выйдем отсюда. Если менты привяжутся, скажешь, что все в порядке, собаке, мол, что-то не понравилось. Поняла?
– Хорошо, – беспокоясь за Джемму, испуганно произнесла Яна.
Две пары рук подхватили ее с обеих сторон и повлекли к тоннелю.
Проводницы заняли свои места в вагоне, выставив в открытую дверь флажки.
* * *
Веронике было не по себе. Даже присутствие адвоката, который тут же примчался на ее зов, не могло скрасить жестокой наготы реальности. Она сидела в кабинете уже полчаса и давала показания по делу об убийстве Жоры. Комната производила унылое впечатление: два обычных полированных стола, один из которых стоял у окна, а другой – ближе к двери, книжный шкаф из той же серии – в нем пылились досье – несколько стульев не первой свежести, ряд полок, заставленных кодексами и всевозможными папками, небольшой, выкрашенный коричневой краской сейф, дверца которого была приоткрыта, да пара горшков с чахлой комнатной растительностью. Телефонный аппарат, «украшавший» один из столов, мог быть смело зачислен в разряд «советское ретро». Его оранжевый цвет не вязался с угрюмой и скучной атмосферой, которой даже приоткрытая дверца сейфа не придавала ни грана заманчивости.
Вероникино дело, покоящееся в новенькой папке, угнетающим образом действовало на нее. Лева, пробивной и ушлый адвокат, надеялся, разумеется, на щедрый гонорар. Верил ли он, что жена его клиента, то бишь Жоры, убила его клиента, опять же Жору – этого Вероника не знала и старалась об этом не думать.
Он лениво гладил свои густые черные усы и был совершенно спокоен. Веронике хотелось бы большего пафоса, большей убежденности в ее невиновности. Но Лева точно издевался над ней. Он спокойно расспрашивал ее о подробностях вчерашнего вечера и ночи, как-то вяло сопротивлялся молодой напористой стерве-следовательнице. Следовательница была ничего, грамотная и довольно вежливая, но Вероника была не в той кондиции, чтобы по достоинству оценить эти качества. Ее раздражал сухой канцелярский слог, ведь она считала себя чем-то вроде героини греческой трагедии, одну из которых она когда-то начала читать, да так и не закончила. Она страшно нервничала, бесконечно повторяла, что она не имеет к этому убийству ни малейшего отношения.
