Не ясно, почему на самого виновника всей этой катавасии, Володю Маркова, проклятия не распространяются? Ведь по всему выходило, что пострадать должен был он один. Задело же всех вокруг, кроме него. В его тетрадке не было ни слова ни о голосах, ни о видениях. Значит, Марков жил все эти дни спокойно. В то время как рядом с ним разворачивалась настоящая борьба не на жизнь, а на смерть.
Вовка забегал по комнате. Что у него еще есть? Таинственные копатели клада из театра-студии…
На кухне с грохотом что-то обвалилось. Маркин бросился за своей курткой.
Нет, не права была Генриетта Карповна: дом не всегда – самое надежное место. Порой куда безопаснее оказаться где-нибудь подальше от собственной квартиры. Например, в театре.
Вовка не рассчитывал, что кого-нибудь застанет в студии со странным названием «Дверь». Ему назначали на три, а сейчас было начало двенадцатого.
Но подвал был полон жизни. Бегали ребята. Вдалеке прошел кто-то из взрослых. Парень пронес ворох одежды и скрылся в одной из комнат.
Конечно же, Маркин забыл имя женщины, пригласившей его на сегодняшнее прослушивание. В голове крутилось только: «Екатерина…»
– Ты что стоишь? – подогнала Вовку проходившая мимо девушка. – Ступай на занятия, скоро начало.
– Мне нужна Екатерина… – запинаясь, начал Марков.
– Кать Валерьевна? Она в танцзале, пятая дверь налево.
За указанной дверью оказалась просторная комната, во всю стену здесь было зеркало. Вчерашняя женщина сидела на лавочке и колдовала над магнитофоном. Она нажимала на клавишу перемотки пленки, останавливала, слушала запись и проматывала дальше.
– А, это ты? – подняла голову Екатерина Валерьевна и печально посмотрела на Вовку. – Пришел? Я вчера забыла спросить, как тебя зовут.
– В-вова, – Маркин и сам не понял, почему запнулся на собственном имени.
– Ну что же, Вова. – Екатерина Валерьевна села поудобнее, – выходи в центр зала и прочитай что-нибудь.
Вовка растерялся. В голове крутилась только история про бычка, который никак не мог устоять на доске. «Идет бычок, качается…»
– Не стесняйся. – Женщина приветливо улыбнулась. – Любой стишок, какой тебе больше нравится.
Не то чтобы Вовке совсем не нравились стихи. Какие-то он даже очень любил. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Михалков. Но сейчас почему-то только одинокий упрямый бычок все норовил свалиться на землю. Как там? «Ой, ой, доска кончается…»
В дверь заглянули:
– Катя, ты долго?
Вовка вздрогнул.
Бычок, взбрыкнув, выскочил из его головы, забрав с собой все остальные отрывочные мысли о стихах.
