Роковая Маруся | страница 60



А в данный момент наша Маруся, сгорая от нетерпения и одновременно – презирая себя за это, – вскрывает конверт, вынимает записку и читает, что сегодня Коку, которого она уже считала своим, ждет эта барышня там-то и во столько-то, что она его любит и целует, гадина, и – эт-то еще что за намеки! – «целует всюду, куда он только захочет», и, конечно, этой же ночью будет ласкать его и целовать всюду, как и обещала, а она, Маша, в это же время будет лежать рядом с постылым Митричеком и, уставив широко раскрытые, пустые глаза в потолок, думать о том, что Кока, ее Кока! – сейчас эту юную красотку держит в объятиях. И, представив себе все это, Маша с протяжным стоном, больше похожим на рычание, плюнула на ненавистный конверт, вновь заклеила его и понесла проклятому мучителю. Своими собственными руками! Чтобы он сегодня с этой подлой разлучницей лег в постель! А она, Маша, им еще и постелет – записку передаст!

И, чтобы описать Машино состояние, воспользуемся еще раз высоким стилем Александра Дюма-отца, хотя и отдаем себе отчет, что любая попытка подражать великому мастеру – не более чем вялая пародия на истинную страсть и непередаваемое безумство его слов и фраз. Итак: до крови закусив нижнюю губу и ощутив вкус своей крови во рту, Маша (пардон, Мари) заскрежетала зубами и заклеила конверт ядовитой слюной вперемежку с собственной кровью. Глаза ее метали молнии, а длинные острые ногти до крови впивались в ладонь, сжатую так, что побелели костяшки пальцев. Мари, окропив кровью свои губы и руки, была похожа на разъяренную пантеру, готовую убивать всех, кто попадется на ее пути, кто попытается оторвать ее от добычи. «Ты умрешь, негодяй, – прошипела Мари, – и твоя „Констанция“ вместе с тобой! Могильный холод будет вам наградой за все, что вы со мной сделали!» Рука ее метнулась к корсажу за острым, как бритва, стилетом, спрятанным там. Костлявая рука ужаса схватила Коку за сердце, дрожь пронизала все его тело, и он упал перед нею на колени, содрогаясь от рыданий. «Простите меня, Мари, простите», – шептал он, путаясь в складках ее пурпурного плаща…

Стоп, хватит! Все равно – бездарно и анемично, температура не та! Однако так хотелось попробовать этого «трехмушкетерского» коктейля! Вот и попробовал… И тут же потерял контроль над собой, опьянел, вон куда заехал: «стилет», «корсаж», «пурпурный плащ» – ни того, ни другого, ни третьего, разумеется, не было у взбешенной Мари, но тем не менее,