А у Маши есть вопросы, она пытается поймать в зеркале Кокин взгляд, но ничего не выходит; холоден и ничем не замутнен этот взгляд, будто то самое зеркало, в которое они сейчас смотрятся, она – на себя и украдкой – на него, он – только на себя, не позволяя себе даже скользящего по Маше взгляда. Но Кока знает, чувствует, что она ищет встречи с его глазами, и думает про себя: «Прав Тихомиров, триста раз прав! Только так с ними и надо. На добро и искренность в их блядском мире спроса нет, они начинают понимать, только когда о них ноги вытирают». Тут Кока вспоминает сразу и некстати ни в чем не повинную Тоню, которая вроде как и не заслуживает этой сентенции, и чем больше она не вписывается в эту формулу женоненавистничества, тем больше Кока свирепеет, распаляясь гневом на все женское племя оптом, чтобы как-то заглушить писклявый и противный голосок стыда, тихо вякающего из закоулков его подсознания: «Костя, ты не прав, Тоня – чудная девушка, она тебя любит, а ты ее приносишь в жертву ненасытному молоху твоей темной страсти и такой же темной мести». – «Да ла-а-адно! – хамски глушит Костя этот писклявый голосок, – и эта такая же, и нечего ее жалеть! Будь она на моем месте, а я – на ее, она бы еще хуже со мной поступила!» Хлипкость этого довода еще больше злит Коку, и лицо его в зеркале становится тяжелым и угрюмым, поэтому он быстро отходит, пока Маша не заметила, и идет в репетиционный зал. По дороге он продолжает себя успокаивать: «Да ну! Все эти суки растопчут и не задумаются! Эта Тоня еще потом так кого-нибудь накажет, что тот костей не соберет! Так что, нечего!..»
(Заметим в скобках, будучи на стороне писклявого голоска, что, наверное, Тоня скорее всего кого-то потом действительно накажет, но это будет, по закону сохранения злой энергии, оттого, и только оттого, что с ней так обошлись сегодня, что любовь ее первую использовали, как ту самую мокрую тряпку, чтобы стереть след, оставленный Машей; и эстафета зла пойдет дальше, и тот, кого накажет Тоня, тоже, в свою очередь, кого-то накажет и т.д. и т.д. И дьявол будет (в который раз!) с удовольствием наблюдать, в какую благодатную почву падают посеянные им зерна зла, как пышно всходят они, какой все-таки плодородный чернозем – эти людишки, как это у них все чудненько получается, совсем как он хотел; как удачно у них всегда вот это: «око за око, зуб за зуб».)
Но все это потом, потом, а сейчас Кока без успеха глушит комариный писк своей безнадежно умирающей совести, проколотой насквозь дамской шпилькой, острым Машиным каблучком, и идет на репетицию, в течение которой будет еще не раз терзать уязвленный Машин ум вопросом: неужели ему все равно? Неужели же он с такой легкостью
