Бедная моя девочка ничего этого не слышала, и за это я благодарен ей более всего. Мы дошли до ее дома, вздрагивающими губами она прижалась к моим и, уже оторвавшись, сказала быстро и словно в забытьи:
– Ах, как плохо, Александр Васильевич, как плохо. Вы меня целовали, а в кармане у вас пистолет… Может быть убежим?
На моей памяти барышня Куус собиралась в побег третий раз. Но сегодня я не стал поднимать ее на смех. Я спросил:
– Куда?
Манечка в ответ расплакалась, я стал ее утешать, и идея побега заглохла. Кроме того надо было расходиться. У дома барышни Куус мне нельзя задерживаться. Родители Мани мягкосердечны и легковерны. Однажды на издательском междусобойчике в их квартире я по-приятельски за кухонным столом выпил водки с папашей Эвальдом. Он дружелюбно молчал, я отечески похваливал Машеньку. Хотел бы я знать, кому понадобилось раскрыть Эвальду Карловичу глаза?
– …и ни разу не дали выстрелить!
– Маня, Маня, – сказал я, – ну подумай, мы бы с тобой стреляли, тешились, а чем бы стал стрелять Анатолий?
Глаза ее снова наполнились слезами, и мы простояли под неохватным тополем еще минут пятнадцать.
Почему целый месяц я носил револьвер при себе? Я носил его сначала в удобном кармане осенней куртки; потом, когда водяной прах, повисший над городом, осыпался наждачным снегом, я переложил его в тесный карман тяжелого пальто, и когда вода опять потекла по улицам, я не стал переодеваться.
Иной раз, вернувшись домой, я шел в кухню, оставляя грязные следы, с грохотом выкладывал револьвер на кухонный стол, касался его, и таинственная сила, исходившая от ловко скроенного металла, перетекала мне в пальцы. На людях я боялся опустить руку в карман, где лежал он, притаившись, как зверь в норе. Я бы не удержался и вытащил его на свет.
Кстати о стрельбе: не будь в барабане патронов, этот предмет не имел бы надо мною такой власти. С каждым выстрелом из него уходила бы жизнь. Нет, ни о каких потешных стрельбах и речи быть не могло.
Переход от Васильевского острова закончился, я вышел на платформу Гостиного и с неповоротливой толпой стек в переход. В изогнутом туннеле молодой человек продавал муравейник в прозрачном ящике. Я остановился, он тут же открыл заслоночку и всыпал муравьям сухих блестящих хвоинок. Так и есть! Я приметил эту плоскую кожаную кепочку в соседнем вагоне сквозь стеклянную дверь, и вот она маячила поблизости. Мне теперь мания преследования была бы в самый раз. Я оставил повелителя муравьев, быстро миновал переход и остановился перед раскладной витриной с очками. Кожаная кепка зазевалась в переходе минуты на полторы. Черный лоснящийся блинчик выплыл из туннеля и причалил к газетному киоску. Мой поезд зашумел, подходя к станции. «Ну, – сказал я оправам, которые таращились на меня прекрасными пустыми глазницами, – глупостей не бывает в самый раз. Глупостей бывает только мало. Тьфу!» И побежал к своему поезду.
