Поделюсь своей морокой
С самой грустной из берез.
Ты меня поймешь, наверное,
Как никто не понимал,
Оттого живется скверно,
Что я счастье прогулял.
Листья шепчут: что ты, что ты,
Все когда-нибудь пройдет,
И тебя полюбит кто-то,
Сердце лаской обожжет.
Да мое уже в ожогах,
Только нечем залечить.
Жизнь – размытая дорога,
Не проехать, не пройти.
Дождь затих, совсем светает,
Звезды стерлись в вышине,
И куда идти – не знает
Сердце, бывшее в огне.
2007
Закачается под ветром
Одинокая ольха,
Что была зеленой летом
Так нарядна и легка.
А теперь ты веткой голой
Машешь в стылой тишине,
Наклонившись головою,
Будто плачешь обо мне.
Листьев желтые запястья
Грею я в своей руке,
Кто в любви пытает счастья —
Строит замки на песке.
Жалость ласковой гармони
Ветер с речки донесет,
И с распахнутой ладони
Лист последний упадет.
Упадет и тихо ляжет,
Словно землю обогреть,
А гармошка мне предскажет
Нелюбимым умереть.
Месяц выйдет на дорогу
Серебрить ее следы,
Той, дана что мне от Бога,
Той, дана что для беды.
Те следы – на сердце метки,
Только сердце – как труха,
Потому склонила ветки
Одинокая ольха.
2007
Собрались у колокольни
Бабы, дети, мужики
Посмотреть, как Ванька Сколин
Долетает до реки.
Он вчера кабацкой голи
Хвастал, может быть, хмельной,
Дескать, прыгну с колокольни
С парой крыльев за спиной.
– Человек – червяк, не птица, —
Все смеялись в кабаке.
– Не забудь опохмелиться,
Чтоб леталось налегке.
– Берестой закрыл я щели,
Вот – смотрите на чертеж.
– Вань, да ты в своем уме ли,
Ты ж костей не соберешь!
Высока ведь колокольня,
Выше только небеса,
Падать с неба – жуть как больно, —
Раздавались голоса.
Ванька гнул свое упрямо,
До реки, мол, долечу,
И за то поставил в храме
Я огромную свечу.
Прыгнул Ваня, помолившись,
И крещеный люд застыл…
Берестой своей накрывшись,
Он лежал под парой крыл.
Откачали еле-еле,
Лекарь сделал все, что мог.
В кабаке его жалели —
Подносили, раз без ног.
Так и жил себе калекой,
Не жалея ни о чем, —
Лучше падать человеком,
Чем проползать червяком.
2007
