Такие люди были в мире всегда. Они перепробовали все то, что предписывали религии, но их усилия не могут устранить тень. Если у бамбука есть тень, вам не удалить тени бамбука, пока вы не удалите сам бамбук. Вы не можете непосредственно устранять тени; тени — это следствие. Если бамбук остается, остаются и тени. Но тень может быть очень тонкой.
Я слышал историю, как лисица выбралась из своей норы...
Рано утром, когда позади нее всходило солнце, ее тень была очень длинной. Она сказала: «Боже мой! Я такая большая? Ну, тогда на завтрак мне нужен, по меньшей мере, верблюд!»
И она отправилась добывать верблюда на завтрак.
Но найти верблюда лисице не удалось. Был уже полдень, и солнце стояло над ее головой. Лисица очень проголодалась. Она еще раз глянула на тень, но тень исчезла. Она не исчезла, она просто ушла под лисицу. Пока была лиса, была и тень — но теперь для лисы она стала абсолютно невидимой. Любой другой мог видеть ее, но не лисица; тень просто ушла под лисицу.
Именно это происходит с так называемыми религиозными людьми. Они загоняют свои тени, свое эго, свой гнев, свою жадность, свои амбиции в бессознательное. Но все это по-прежнему остается в бессознательном, и это гораздо более опасно, потому что вы не осознаете. Вы думаете: все исчезло.
До того, как мой саньясин начал спорить с У. Г. Кришнамурти, это был просто великий святой, такой тихий, такой умиротворенный. Когда начался спор, он испугался, что может быть пойман, он не смог ответить на вопросы, и неожиданно возник гнев. Может, он и не подозревал об этом гневе, но мой саньясин помог ему! Он пожелал избавиться от саньясина.
Этот У. Г. Кришнамурти не является подлинным и искренним человеком, — но вы можете угодить в ловушку из-за того, что он повторяет прекрасные фразы. У него хорошая память, у него хороший интеллект, но это тень.
Даже сам Джидду Кришнамурти обычно очень сердился при одном виде моих саньясинов. Я сказал моим саньясинам: «Где бы ни выступал Джидду Кришнамурти, садитесь в первый ряд». В то время саньясины носили красные одежды и малу с моим портретом, поэтому они сразу бросались в глаза.
В тот момент, когда Джидду Кришнамурти видел, что повсюду мои саньясины, он забывал, на какую тему собирался говорить. Он принимался осуждать меня и осуждать саньясу. Этот человек говорил всю свою жизнь об осознанности, — и он напрочь забывал, о чем собирался говорить. И так бывало не однажды... поскольку мои саньясины оказывались везде. Где бы он ни собирался говорить — в Лондоне, в Сан-Франциско, в Бомбее, в Нью-Дели, в Мадрасе — везде мои саньясины были в первых рядах.
