— Не спеши, красный командир… — с незлобивой усмешкой сказала Даша.
На крыльце застучали сапоги, соскребавшие грязь с подошв, раздались голоса. Даша подскочила к Тише, сдернула косынку, стерла ею с его щеки след своей мучной ладони, и это быстрое воровское движение сразу создало между ними какую-то маленькую тайну.
Вошли старик Залогин, старуха Залогина, трое их сыновей, невестки, ввалилась куча ребятишек, и в горнице, до этого просторной, сразу стало тесно. Все вернулись с поля. Даша стала стряхивать пельмени с доски в уже переклокотавшую на огне воду.
— Я, значит, с обследованием… — под выжидательными взглядами Залогиных нелегко выдохнул Тиша, вытягивая из галифе тетрадочку с заложенным в нее химическим карандашиком.
— Ты чо, Дарья, гостя не усадила? — сурово сказал Севастьян Прокофьич, который, конечно, уже видел Тишу в Тетеревке — на одной улочке не разойтись! — и знал, для чего он приехал.
— Милости просим, — сказала старуха Залогина, правда, совсем не гостеприимным голосом.
Тиша как-никак сам был из чалдонов и знал, что без чарки разговор не начнется. Дымящиеся пельмени были вывалены из чугуна в большой цветастый таз посреди стола. Даша разлила из бутылки по стопкам чистый, как роса, первач.
— Из чего гоните? — спросил Тиша тоскливо.
— Из пашенички, сынок, — ответил Севастьян Прокофьич, — хорош вить, из пашенички-то.
— Значит, змеевик имеется и проча аппаратура? — с еще большей тоской спросил Тиша.
— А как же без аппаратуры! — с достоинством взял пельмень пальцем Севастьян Прокофьич и отправил его в бороду.
— Сдать придется, — сказал Тиша, опрокидывая стопку и чувствуя, как приятно жжет первач.
— Сдадим, ежели указ такой есть.
— Давно есть, — сказал Тиша, наливая вторую.
— Так до нас они долгонько, эти указы, плывут, — прищурился Севастьян Прокофьич. — Лена — река долгая… А насчет хлебосдачи — не сумневайся. Дарья, принеси-ка фитанции — за божницей пылятся.
Тиша внимательно просмотрел квитанции — придраться было не к чему.
— Всю аппаратуру завтра в сельсовет сдадите и штраф уплотите, — сказал Тиша.
— Пущай тогда все остальны сдадут, — ввернула старуха Залогина.
— А у кого ишо есть самогонны аппараты? — поднял карандаш Тиша.
— Залогины ишо в доносчиках не ходили, — так и швыранул на старуху взглядом Севастьян Прокофьич. — Ты уж сам, сынок, по чужим сараям лазай, а мы тебе не подсказчики.
— А сколь у вас скота? — спросил Тиша.
— Три лошаденки да три коровенки, слава богу.
— А свиней и овец?
