Экзистенциалы вне ума. Например, страх – это не понятие, а экзистенциал. То есть в мире есть то, что существует нашими страхами. Существующее страхом и есть страх. В этом смысле сущность человека не интеллигибельна, а экзистенциальна, ибо есть нечто, что держит себя в нас страхом или заботой.
Апатия не экзистенциальна. Она ничего не держит и потому бессодержательна. В апатии важен пат, нулевой вариант человеческого существования. Пат эпатирует субстанциальным равенством. Равнодушие – душа пата, потенция к импотенции и в этом смысле пато-потенциал. Войти в апатию патовой ситуации можно, а выйти нельзя. Пат – это бесконечный тупик в картинной галерее. То есть жизнь прошла, а иллюстрации к жизни остались. Вернее, только они и остались, как клипы пата, и по этим иллюстрациям нужно восстановить текст жизни. Клипы пата не мыслят. Они рассматриваются, как картины. Клип и есть картина, только нет сознания, которое бы могло заполнить пропуски между клипами. В пропусках пат, а не восстановимое бытие. «…Пат, вечный шах, тщета, Ничья, классическое ничто, Гегелевская мечта».
И. Бродский. Назидание., Л., 1990, с. 178.
Пат обнажает существование в виде суммы нолей, т. е. отменяет бытие как реальность. Апатия устремляется к нулевому волению и теряет чувство реальности.
Клип отменяет сознание, создавая клиповое сознание^ которое реагирует только на удар. Картина слепит ослепленных, звук оглушает оглушенных, Клип выбивают клипом.
Нереальное неопределено в этой клиповой оглушенности и слепоте.
Человек есть патовое существо, лишенное чувства реальности. Не может быть так, чтобы реальности не было, а чувство реальности было и была справедливость.
Вернее, в патовой жизни так и происходит. Реальность возникает в чувствах и вожделении и, возникнув, она начинает существовать в невозможности своего существования. Производность реальности – метафизическая основа апатии. Исчезло то, что могло иметь чувство сопричастности. Например, греки знали, что добрый человек – это человек, сопричастный добру. Добро выше человека, а выше добра – благо. Но вот и добро есть, и человек существует, а оопричастие исчезло. Все стало единичной субстанцией. Человека не стало. Клип растворил остатки тотальности «Я». Никто теперь не может сказать: «Я подумал». Патопатийный человек не говорит «я добрый», а «я был добром»; «я был мыслью» или «я был чувством», ибо я и есть набор клипов или, что то же самое, сумма нолей.
