Будда, Иисус, Кришна, Заратустра, — все они люди с глазами в долине слепых. Называйте их, как хотите — йоги, будды, джайны, христы, бхакти. Называйте их, как хотите, но все ваши классификации говорят лишь одно: что они отличаются от вас, что у них есть определенное качество видения, что у них есть глаза, что они способны видеть то, что вы видеть не можете.
И вы чувствуете себя обиженными: получается, вы противостоите им в самом начале, даже когда вы только начинаете следовать за ними. Потому что их представления создают в вас великое желание, несмотря на ваше противостояние. Глубоко в вашей душе звучат слова о том, что эти глаза возможны и для вас. Внешне вы продолжаете отрицать, глубоко внутри подводное течение все время говорит вам, что, может быть, вы и не правы. Может быть, эти глаза нормальные, а вы не нормальные. Может быть, вы в большинстве, но вы не правы.
Этих людей нужно просто помнить, как людей с глазами посреди долины слепых.
Вот я среди вас. Я знаю вашу трудность, потому что, то, что я могу видеть, вы не можете видеть, то, что я могу чувствовать, вы не можете чувствовать, то, чего я могу коснуться, вы коснуться не можете. Я знаю, что даже если вы уверитесь во мне, где-то глубоко внутри все время будет мешать сомнение. Сомнение — кто знает? — этот человек может выдумывать. Кто знает? — этот человек может просто обманывать. Кто знает? Потому что пока это не станет опытом для вас, как можете вы доверять?
Вы хотели бы классифицировать меня. Это даст вам, по крайней мере, имя, ярлык, и вы почувствуете себя уютно. Затем вы почувствуете, что знаете меня, поскольку можете классифицировать, да он — йог. Тогда вы не чувствуете себя так неуютно. По крайней мере, вы чувствуете, что знаете. Присваивая имена, люди чувствуют, что знают. Это наваждение.
Вас спрашивает ребенок: «Какой это цветок?» Ему неуютно с Цветком, потому что через цветок он чувствует неизвестное, — Цветок является чем-то, что заставляет его осведомиться о своем незнании. Потом вы говорите ему: «Это роза». Он счастлив. Он повторяет название: «Это роза, это роза». Он идет к другим детям, он очень счастлив, он говорит: «Посмотрите, это роза». Что он узнал? Лишь имя. Но теперь он чувствует себя непринужденно; теперь он больше не незнающий. По крайней мере, он не чувствует теперь свое незнание — сейчас он умный. Теперь там нет неизвестности: роза — больше не пришелец неизвестности в мир известного; она стала частью известного. Просто давая ей имя, просто называя ее «роза», что вы сделали?
