– Что, Среброкамень, подторговываем по пути в благословенную Америку? Похвально. Наконец-то вы занялись своим делом. Не заскочить ли нам в какую-нибудь тратторию и выпить холодного винца за здоровье еще одного неблагодарного гражданина, покинувшего на произвол судьбы свою родину?
Ох, если бы мог Владлен Среброкамень послать его к… Но под ложечкой уже давно скребло. А денег было ровно на билет до Остии. Всегда почему-то так получается с этим Габаем. Всегда почему-то он диктует.
Обедали они не в траттории, а в неплохом ресторане. Габай с интересом слушал рассказ о том, что произошло в больнице в течение шести лет его жизни в Израиле. В Италии он третий раз. Слава Богу, никакие ОВИРы не ограничивают его потребности посещать картинные галереи. Габай удивился, узнав, что Среброкамень не был даже в музее Ватикана. Хорошо ему говорить о всяких Рафаэлях и Микельанжело с его английским и в его положении. За роскошный обед Габай уплатил не деньгами, а положил какую-то пластмассовую карточку, а чаевых оставил официанту столько, что в Остии им хватило бы этой суммы на три дня безбедного существования.
На Западе плохо человеку без денег. Всего до хрена. Покупай – не хочу. Не то, что в Союзе, где и купить нечего, даже если есть деньги. Среброкаменю, правда, не приходилось жаловаться. При Жанниных возможностях у них и деньжата водились, и вещи можно было достать. И не только себе. Не себе, естественно, не за красивые глазки. В жизни бы он не стал помышлять об отъезде. Отец, старый чекист, не только дал ему имя Владлен. Он воспитал его настоящим ленинцем. Но Жанна заладила – едем и все. Ты еврей и у тебя есть возможность уехать в Израиль. А на что ему этот Израиль? В гробу в белых тапочках видел он этот Израиль. Ему и в своем родном Союзе неплохо.
Но Жанна втолковывала, что вовсе не надо ехать в Израиль, что есть и Штаты, и Канада, и другие места. А здесь оставаться нельзя. Можно загреметь лет на десять. Рано или поздно этим кончится. Ему ведь не хочется, чтобы их Светлана осталась сиротой? Все, что они делают, делается для Светланы, для ее будущего.
Решено. Но предстояло преодолеть два серьезных препятствия. Владлен Среброкамень числился русским. Второе препятствие – отец.
В 1918 году Пинхас Зильберштейн, восемнадцатилетний мальчик из местечка в Подольской губернии стал чекистом и Петром Среброкаменем. По трупам взбирался он все выше, пока с тремя кубиками на петлицах закончил службу следователя ГПУ и был переведен в погранотряд. В бессонные ночи старый Петр Среброкамень пытался понять, как его пронесло мимо мясорубки в 1937 году и позже. В 1950 году он вышел на пенсию в звании подполковника. Еще пять лет, до своего пятидесятипятилетия пребывал управляющим домами. Уже двадцать один год он на заслуженном отдыхе. Забивает "козла" в скверике, предается воспоминаниям с коллегами, как они создавали счастливую жизнь для нынешнего поколения, отоваривается в распреде, и регулярно посещает закрытую поликлинику лечебного управления, чтобы в добром здравии дожить до светлых дней коммунизма.
