Я пью редко, так что много мне не понадобилось, чтобы захмелеть. Грязные старики, которые в углу вели беседу, стали мне казаться мудрецами.
Я налил себе остаток вина и, как я и предполагал, в стакане оказалось его не очень много, из-за вогнутого дна бутылки.
Я оперся спиной о стол сзади. В первый раз я посмотрел собеседнику прямо в глаза. Он тоже кончил есть. Чистя языком зубы, он издал звук поцелуя.
Он шарил по карманам в поисках курева. Не колеблясь, я предложил ему сигарету.
Я был склонен рассказать ему свою жизнь и сказать, в порыве откровенности, о том, что мне в нем не нравится.
– Мне кажется, что у вас доброе сердце, господин Бийар, – сказал я, отмечая, что вино изменило мой голос.
– Да, у меня доброе сердце.
– Так мало людей, которые понимают жизнь.
– У меня доброе сердце, – продолжал Бийар, который последовал за своей идеей. – Но нужно быть осторожным, иначе твоей добротой злоупотребят. Знаешь ли, Батон, это из-за дружбы я потерял работу.
Эти слова мне не понравились еще больше, и, чтобы найти точку взаимного согласия, я сменил тему.
– Я был на войне.
Я достал бумажник и показал ему военную книжку с моей фамилией, написанной большими буквами на обложке.
– Я тоже был на войне, – сказал он, в свой черед показывая мне документы.
Он их развернул. Он совал мне в руки свой жетон удостоверения личности, прядь волос, сплющенных от долгого пребывания в бумажнике, свою фотографию в парадной форме рядом с каким-то сервантом, свою фотографию в полевой форме рядом с ведром, и фотографию группы солдат, в центре которой была надпись: "Ребята 1-го пехотного полка. Не грустите!"
– Видишь этого?
И припечатал свой указательный к голове одного солдата.
– Да, вижу.
– Так вот, он погиб, этот тоже.
Я сделал вид, что меня все это интересует, но ничто мне так не скучно, как бумажники других и эти их фотографии, грязные с обратной стороны. Тем не менее, сколько же я видел их во время войны, этих бумажников и фотографий!
Если бы я не был во хмелю, я бы не развернул мои бумаги. Бийару, наверно, стало скучно.
Так как он продолжал искать в конверте, я испугался, что он мне покажет голых женщин. Я ненавижу эти почтовые открытки. Они только усиливают мое несчастье.
– Я был в Сент-Миэль, – сказал я, чтобы говорить о себе.
Вместо того, чтобы слушать или задавать мне вопросы:
– Я тоже там был.
– Я был ранен и комиссован.
Я показал осколок снаряда, который меня ранил.
– Ты живешь один? – спросил Бийар, складывая свои бумаги.
