Что ж, домоглась.
Когда появилась кондукторша, расщелкнула было сумочку, но я не позволил, хотя, трудящийся человек, она противилась:
– Ты же студент?
Взял билеты и сдачу с трешки, выданной мамой ("Что, на свиданку? Или как сейчас говорят, на стрелку? – "Просто прогуляюсь". – "Знаю эти я прогулки… А твоей что отвечать? Вдруг позвонит?")
Вид за окном поплыл.
– Представляешь? – Она откинулась. – Август на носу, а я впервые на природу.
– Что так?
– Как говорится, быт заел.
– В нашем-то возрасте?
– Ну… Я работаю.
– А почему не учишься?
– Так получилось. – Провалилась, значит. Я молчал сочувственно. – Разве я не писала?
– Насчет чего?
Вздох приподнял ей груди. – Ребенок у меня.
«Нет!» – удержался я от восклицания. Материнство. Вот значит что, а не обмен веществ. Отчужденно посмотрел на складки лона. С матерями на свидания еще я не ходил. Как-то не доводилось. – Нет, не писала.
– Разве? Сынуля.
– Поздравляю.
– Два года. Знаешь, как назвала? – Настаивала, взглядывая искоса. – Ну, угадай?
– Серёжа?
– Нет. – Отвернулась. – В честь тебя…
Автобус дребезжал под горку, и вместо признательности затошнило. Потом осенило вдруг:
– А муж?
– Что?
– Тоже есть?
– Пока…
– С сыном сейчас?
Мотнула головой.
– На бабулю я его оставила.
Аналитические штудии под шпилем МГУ подтверждали то, о чем всегда подозревал: что очень небезопасно это – бабули. Что взращенные бабулями становятся фригидными женщинами и мужчинами, что ребенку необходим контакт с родителями, с опекунами сексуально активными. Вздохнул и поспешил утешить:
– Ничего: мы не надолго!
– Лично я хоть до утра могу…
Я покосился на большие, но безответственные груди. – А кормить?
– Так ведь не молоком.
– А чем?
Она засмеялась, покрутила головой. Предзакатное солнце замелькало с правой стороны. Из приоткрытых окон долетал ветерок. Вынула и надела зеркальные очки.
– Боже, какой воздух…
Промолчал, оправданный шумом мотора под нами. На семнадцатом километре автобус свернул на природу. Мотая и прижимая нас друг к другу, пересек лесистые холмы, где прятались пионерлагеря, дома отдыха и дачи заслуженных писателей…
Дверь распахнулась в тишину.
Одуряюще пахло смолой.
Бросив взгляд благодарности и еще чего-то, оперлась мне на руку и соскочила на асфальт. Мы остались наедине с природой, которую пересекало шоссе. Перед тем, как его покинуть, она сняла туфли.
Слева знакомый мне бор, набитый палатками, голосами, дымками предвечерних костров, справа вместе с нами поднималось рифленое поле с увядшей картофельной ботвой. Под ногами смесь песка и палой хвои с шишками. Время от времени меня толкало ее бедро.
