Проявляя свободу воли, он отменяет ужин.
Поднимает воротник куртки, обходит клинику с горящими рядами окон, спускается в отель у озера и, садясь в пустом ресторане у окна, заказывает пиво.
– Алкогольфрайес? – уточняет официант, видя клиента из клиники, который отрицательно кивает:
– Нет. Алкогольного.
– Какого изволите?
– La mort subite.
– Ви, битте? [3]
– ПлётцлихеТод. Внезапная смерть, – переводит он на немецкий. – Бельгийское такое пиво.
– У нас в Баварии, – выпрямляется официант, – только баварское.
– Вот как?
– Зарубежное пиво, дорогой мой господин, не соответствует нашим стандартам чистоты. Самым высоким в мире.
– А в Германии?
Без особой охоты официант признает:
– В Германии тоже неплохое.
– Тем не менее, это очень хорошее бельгийское пиво «Внезапная смерть», – и заказав баварского, клиент, глядя на свое отражение в стекле, продолжает разговор с самим собой. – Я пил его в Париже, пил в Брюсселе, в Антверпене, в Брюгге и в Генте, и должен сказать, пусть и сказать некому, что оно, это пиво «Внезапная смерть», вполне оправдывает свое люгюберно/мрачное название, в котором есть веселье, и насмешка над Таинством, над всем святым, необходимая для нашего Достоинства – разве не так?
На спинке стула напротив по центру прорезано сердце, он смотрит в эту фигурную дырку.
Германия. Свобода…
Но как на свете без любви прожить?
Официант принес безалкогольное. На ярлыке рыжеволосая Дева, усмиряющая Льва. Неторопливо опустошая бутылку, он продолжает говорить по-русски сам с собой. Поздно. Вход в клинику закроют. Чернеет гряда Баварских Альп над озером, в котором уже неразличим Херрен-инзель, то есть Мужской остров (с королевским замком). Тогда как ему противостоящий Фрауэн-инзель, остров Женский – там женский, кстати, монастырь – не виден отсюда даже днем. Другая сторона луна. Сейчас же все, что еще видно из окна, есть неподвижность воды под бортом транспортно-прогулочного судна «Юрген»: она отражает напряженный свет пустынного причала.
* * *
В понедельник к ужину на конверте появился крючок, которым русского, фигурально выражаясь, подцепили и, протомив весь вторник, когда начался карнавал, в среду после фрюштюка разорвали душу пополам. Собрав вещи и оставив на стойке у дежурной любовно запечатанный в полиэтилен библиотечный томик «DerZauberberg», он пошел на свой последний завтрак.
Эрвина пересадили, вместо него явился огромный, смуглый и усатый парень с двойным подбородком. Турок.
– Но дойч? – уточнил стол. – По паспорту?
