- Вот! - сказал Ланэ и ударил кулаком по креслу. - Вот почему меня бесят так эти импоте-нтные разговоры о Шиллере и Гете! Ведь такой же, точно такой же конец ждет и нас! Придет немецкий офицер и скажет...
- Хорошо, - начал отец, - но что же...
И вдруг обернулся.
Сзади стояла мать, держась за портьеру.
- К тебе немецкий офицер, - сказала она, жалко улыбаясь. - Он ждет тебя в кабинете.
Ганка вскочил с места, подбежал к отцу и встал с ним рядом.
- Вот она, - сказал Ланэ, - вот она, эта немецкая петля. И как же она быстро затянулась вокруг шеи!
И растерянно, беспомощно, ничего не понимая, он поднял голову и в упор посмотрел на снегиря.
Но снегирь уже спал, и ничто человеческое не было ему интересно.
Глава вторая
Слова Ланэ о петле, затянувшейся вокруг шеи, имели свой особенный смысл.
Прежде всего надо сказать, что петля эта никак не должна быть понята как метафора.
Нет, была такая петля, и лежала она в нижнем ящике письменного стола, похожая на свернув-шуюся ядовитую гадину. К ней и записка была приложена так, чтобы никаких сомнений насчет ее назначения не оставалось. Но опять-таки, чтобы вполне понять, что она обозначала, и то, что произошло дальше, надо начать издалека, с первых годов двадцатого столетия.
Именно в это время, окончив медицинский факультет Гейдельбергского университета, отец поступил судовым доктором на грузовой пароход голландского акционерного общества "Ван Суоотен и К0".
Случайно я знаю некоторые подробности.
Судно было вместимостью в шесть тысяч тонн, называлось "Афродита Пенорожденная", и это совсем не соответствовало ни его виду, ни его назначению.
Начать с того, что это было большое грязное корыто, годное только на слом и на получение страховой премии. Может, на это и рассчитывали его владельцы, посылая эту лохань в такие далекие рейсы. Но судно не тонуло: на нем был старый, опытный капитан, сорок матросов да представитель фирмы, и все они никак не хотели расстаться с жизнью.
А жизнь была у них простая, ясная и не особенно тяжелая.
Пристав к берегу, судно по целым неделям стояло на якоре и ожидало погрузки, а матросы пили джин, сходились с женщинами и резались в карты. Доктору нечего было делать с просмоленными организмами этих морских бродяг.
С утра он брал палку, томик трагедий Сенеки, сачок для бабочек, вешал через плечо ботани-зирку и уезжал на берег. Он увлекался в ту пору латинскими стихами, коллекцией экзотических бабочек и составлением гербария ядовитых растений. Его первой научной работой было исследование о растительных ядах Римской империи.
