— Залезай, — повторил он.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть твою рану на спине.
Рана жгла огнем, Что бы с ней было, если бы не появился этот цыган, лучше не думать.
Кэтрин поднялась по деревянной лесенке в повозку.
— Вацлав звал тебя Домини. Это твое имя?
Доминик развернул ее к себе спиной.
— Одно из многих. Другие зовут меня Доминик.
Что для них имя? Просто звук, слово. Цыгане легко меняют имена, они значат для них так же мало, как и место и время. Женился — сменил имя, кто-то умер — еще раз сменил имя. Очень удобно, особенно когда тебя разыскивает полиция: просто сменил имя, и уже неизвестно, кого искать.
— А тебя как зовут? — спросил Доминик,
— Кэтрин.
— Кэтрин, — повторил он. — Катрина. Оно тебе подходит.
Пальцы легко касались спины, втирая в кожу что-то густое и пахучее.
Боль стала стихать, и Кэтрин вздохнула с облегчением.
— Как ты оказалась у него?
— Он выкупил меня у других цыган. Вацлав предложил им хорошие деньги, и они согласились продать меня.
Рука Доминика замерла.
— Ты говоришь очень правильно! Ты не крестьянка. Что делает англичанка во Франции сейчас, когда идет война?
— Да ведь и ты не француз. И английский твой безупречен. Я могу задать тебе тот же вопрос.
— Я цыган, — ответил Доминик. — Мы ни с кем не воюем. Вы — дело другое.
— Я не из Франции, я раньше жила в Англии.
Если бы только можно было рассказать ему всю правду, попросить о помощи. Но Кэтрин уже оставила подобные попытки. Тот, кто похитил ее, обещал заплатить северным цыганам хорошие деньги за то, что те увезут ее подальше, и они не намерены были отпускать ее.
Другие, в том числе и Вацлав, не верили ее истории. Ее окрестили «леди-девка» и еще «ваше сиятельство». От правды было только хуже.
Кэтрин думала о том, какой он ее видит: растрепанную, в рваной изношенной одежде, едва прикрывающей тело. Она походила на графиню Арундейл не больше, чем та старуха, склонившаяся над котлом. Кэтрин живо представила себе смех высокого цыгана и прикусила язык. Сердце заныло от безысходности.
— Я убежала из дому, — солгала она. — Кто-то похитил меня и продал цыганам. — В этой части все было правдой. — В Константинополе есть один паша, любитель светлокожих женщин, который к тому же платит, не скупясь.
Рабство. Быть рабыней все равно лучше, чем умереть. А быть рабыней Вацлава лучше, чем быть рабыней паши. Что ждет ее теперь? Может, ей опять повезло?
— У Вацлава были деньги, — продолжала Кэтрин, — «наверняка краденые», — добавила она про себя. — Он предложил им деньги, и они взяли.
