Он поднял голову.
– Знаю, – ответил он серьезно, без улыбки.
– Ну вот и все! Я приехала специально к тебе, и если вдруг с тобой случится что-нибудь, для меня это будет страшным ударом – разве не понятно?
– Да, – сказал он, вдумываясь в ее слова, – понятно. – И еще раз повторил. – Да. Понятно. Стой-ка, я закрою окно.
Он ушел в темноту, постоял, повозился, позвенел чем-то, потом подошел к ней, но не лег, а сел рядом. Она почувствовала, что он снова ушел от нее куда-то, и ласково спросила: «Ну что ты?» – обхватила его за талию и притянула к себе.
– Я ж тебя люблю, – сказала она грубо, по-бабьи. – Люблю, дуралей ты этакий. Разве ты не видишь?
– Ты разговаривала с директором? – спросил он все из того же отдаления.
– Ну что ты? – спокойно удивилась она. – Конечно, нет.
– Значит, Клара тебе наговорила, – кивнул он головой. – Но все равно, это очень странно. – Он вдруг положил ей руку на плечо. – Но раз ты уж начала этот разговор. Расскажи все толком, что она тебе наговорила. Только толком, толком. Стой! Ты ведь хочешь, чтоб я что-то понял, так? Ну вот и объясни мне, что и как.
Она помолчала, подумала.
– У Корнилова уже сложилась нехорошая репутация, – сказала она не сразу. – При всех его разговорах присутствуешь ты. Присутствуешь, и слушаешь, и молчишь, то есть одобряешь. Ты понимаешь, что это значит?
– Ну, ну, – сказал он, когда она замолчала. – Я слушаю, что же дальше? Корнилов много болтает, я молчу. Но какой-нибудь разговор конкретно назывался? Фразы какие-нибудь, анекдоты, хохмочки? Конкретно, конкретно. Тогда-то, там-то.
– Конкретно нет.
– И все это Клара тебе рассказала, когда вы ждали сегодня меня на лавочке. Понятно. Значит, вот о чем с ней сегодня говорил директор.
– Директор? – испугалась она. – Неужели и директор что-то заметил? Тогда это очень и очень серьезно. Вот до чего тебя довел Корнилов. Его пьяные выходки. Гнать его надо, и все!
Он лениво усмехнулся и лег с ней рядом.
– Ладно, теперь уж все равно поздно. Давай-ка спать лучше.
– Ты послушай меня, ты первый и последний раз послушай меня. Я знаю, что ты думаешь про меня. Этого ведь не скроешь. Могу только сказать одно – психолог ты никудышный. Писатель из тебя не получился. Но не в этом дело. Если бы ты имел какую-то цель, что-нибудь да хотел, чего-то добивался. Но ведь ты ровно ничего не хочешь, ты только ходишь и треплешься, рискуешь головой за словечко, за анекдот. Высказываешь свое недовольство в формах, опасных для жизни. Ты, как говорят юристы, источник повышенной опасности.
