...В ту же ночь, но, наверно, уже под самое утро, Буддо тихонько тронул его за плечо. Он открыл глаза и сразу же зажмурился. Свет бил в глаза еще более наглый, нагой и обнажающий. Все предметы при нем казались стесанными как топором. Он хотел что-то спросить, но Буддо больно, двумя пальцами сдавил ему плечо и сказал «тес!».
Где-то совсем рядом плакала женщина – плакала тихо, горько, придушенно, наверно, утыкаясь лицом в платок или подушку.
– Кто это? – спросил Зыбин, но Буддо опять сказал «тес!» и приложил палец к губам.
Прошел коридорный, поднял глазок и о чем-то спросил женщину. Та как-то странно всхлипнула и ответила, а потом снова заныла, заплакала. И тут Зыбин чуть не вскочил. Он узнал голос Лины. Это она плакала и причитала тут за стенкой. Да он и вскочил бы, если бы Буддо не притиснул его к койке.
– Молчите! – приказал он свирепо, почти беззвучно.
Разговор продолжался. Теперь женщина не плакала, а слушала и отвечала. И вдруг она очень отчетливо произнесла его имя. Тут он уж вскочил, и Буддо уже не удержал его. Боль и страшная тоска сожгли его почти мгновенно, и он сразу позабыл все. Он хотел бежать, ломать все, схватить табуретку и грохнуть ее об дверь. Только чтоб заорал на него дежурный и назвал его фамилию, только чтоб она поняла, что он здесь, рядом – все слышит и все знает. И в это же время какая-то сила, предел, запрет, власть, невозможность пресекли его голос, и он не закричал во всю мощь, а только забормотал – часто и нескладно:
– Я голодовку... Я сейчас же смертельную голодовку им! Я к верховному прокурору... К наркому! Я на седьмой этаж сию минуту!
– Да молчите же вы, молчите! – испуганно шипел Буддо, зажимая ему рот. – Чего вы кипятитесь? Ну? Ведь ничего же нет. Это кажется вам. Вот и все, – наконец ему как-то удалось переломить Зыбина у пояса и усадить на койку. – Вот еще истеричка! – сказал он с презрительной жалостью. – Это же обман чувств, наваждение. Я тоже первую неделю все слышал голос жены. Вот выпейте-ка воды! – И только он отошел от него, как женщина за стеной вдруг громко засмеялась – и он понял, что это не Лина, и даже голоса совсем разные.
– Господи, – сказал он облегченно, как бы разом теряя все силы. – Господи, – и повалился набок головой в подушку.
А женщина сказала что-то уже в полный голос и пошла по коридору, чем-то звеня и напевая.
– Здесь раздаточная рядом, – объяснил Буддо, – ведра и бачки стоят. Вот и кажется.
– А что же вы... – начал было Зыбин громко и возмущенно, но сразу же сник и не докончил. Потому что в самом деле было уже все равно.
