В самом деле, часовой.
– Что тебе, – позевывая, спросил я.
Уже относительно хорошо зная характер чеченцев, я был уверен, что в случае тревоги они обязательно устроили бы феерическую стрельбу, поэтому и был я сейчас совершенно спокоен.
– Там горбатый Ибрагим пришел…
Горбатый Ибрагим – местный юродивый, который, как поговаривали, все знает. Он не только горбат, он еще и почти слеп и глух. Но знает всегда больше всех. По крайней мере, так меня Мадина уверяла.
– Что ему?
– Тебя требует…
– Зачем?
– Сначала Мовсара спросил… Сказали, что уехал… Тогда велел тебя позвать…
Мы говорили по-русски, потому что чеченский язык, при всем старании, я так и не выучил, не считая простеньких обиходных словечек, которые в памяти остаются сами собой. Вышла Мадина, на ходу запахивая халат. С улицы через раскрытую дверь тянуло прохладой. Мадина спросила что-то у часового по-чеченски. Тот ответил подробно, активно жестикулируя. К Мадине, здесь все относились с уважением.
– Выйди… – сказала Мадина. – Ибрагим напрасно не пойдет… Тем более ночью… Вместе пойдем… Он по-русски не разговаривает…
Мы вышли во двор. Ибрагим, неестественно изогнувшись, стоял недалеко от высокого резного крыльца, оперевшись на палку. Как-то не вязался вид юродивого с этой, в аптеке купленной самой обыкновенной палкой. Ему бы больше посох подошел. Уродливое же лицо его резко контрастировало с ясными детскими глазами на нем. Наверное, все-таки природа, когда дает что-то одно, ограничивает в другом. И если верить Мадине Ибрагим был щедро наделен талантами взамен внешности…
Ибрагим сам не подошел, подождал, когда мы спустимся к нему. Обратился не к Мадине, а ко мне, как к старшему мужчине, оставшемуся в доме. Стал говорить, заикаясь и повторяя слова.
– Он говорит, что там стреляют… – Мадина показала в сторону гор. Там уже много убитых, и скоро будет еще больше…
– Часовой! – окликнул я.
Тот все слышал и подошел сразу.
– Были выстрелы?
– Какие выстрелы? Спят все… А Ибрагиму вашему приснилось… Он же глухой, у него над ухом стрелять надо, чтобы он услышал.
Мадина стала что-то говорить Ибрагиму. Юродивый кривыми плечами повел и снова стал объяснять.
– Он говорит, что тихо стреляют… Когда тихо стреляют, смерть бывает громкой… Тогда Ибрагим слышит…
– С глушителем, что ли? – спросил часовой.
Юродивый ответил, и его ответ снова перевела Мадина.
– Он не знает, что такое глушитель. Говорит, ружье такое есть, тихо стреляет…
– Далеко отсюда?
– Днем было бы видно…
