«Мама…»
В Перми у него часто не было бумаги, чтобы даже написать письмо Кольке Милевскому. А иногда и карандаша не было. И не всегда была возможность переправить письмо в Ленинград, который снился ему почему-то осенний, в легком дожде; всегда почему-то тот, что лежит за Литейным мостом, тянется вдоль замечательной Кутузовской набережной…
Но в Перми у него была мама.
И в Перми он часто менял красные коленкоровые флажки на потрепанной географической карте. «Люблин наш… – отмерял освобожденную территорию. – И Шяуляй наш… И Львов, Брест, Перемышль наши…» И внимательно прислушивался к голосу Левитана, что там происходит на Волховском и Ленинградском фронтах? Даже перепугал маму девятнадцатого января одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, выскочив навстречу:
«Ура! Ура!»
«Что ура?» – перепугалась мама.
«Петергоф отбили! Красное Село наше!»
И вот на тебе… Ни мамы… Ни «Мирного»…
Еще вчера не было для Вовки судна более скучного, чем «Мирный».
Еще вчера бегал он от грубого боцмана Хоботило. Еще вчера не понимал – зачем, собственно, ходить в море, если только и делаешь, что прячешься от невидимых подлодок трусливо в сплошную жмучь, морозгу?
Но сейчас бы он все отдал за то, чтобы очутиться на деревянной палубе…
– Перекур!
Лыков вогнал остол в снег, тормозя нарту.
– Вон уже за тем увалом откроется станция…
Он тревожно обернулся, будто кто-то мог их преследовать.
– Считай, добрались…
Какая-то тень прошла по его лицу.
Вовка устал, но готов был и дальше бежать рядом с нартой без всяких перекуров, так хотелось поскорее увидеть бухту, обрадоваться отражению буксира в воде. Лыков молча сворачивал «козью ножку» и не смотрел на него. «Отстучим сегодня в Карский штаб… Может, прорвем, наконец, молчание…»
А вслух сказал:
– Отдышись, малец.
– Я не малец! – огрызнулся Вовка.
– Да вижу, вижу! Не малец ты, а Пушкарев Вовка. Не злись. Но здесь тоже не курорт, не Северная Пальмира…
Похоже, Вовкино молчание задевало Лыкова.
– Думаешь, полеживаем в спальниках, поплевываем в низкое небо?… Вижу, вижу, что думаешь… А это не так… Не спорю, было время – ели пельмени, закусывали икрой. Но сейчас не брезгуем и гагарой. Кричат они ку-ку-лы, а мы их в кипяток, в кипяток… Да еще держимся на траве-салате… Растет тут такая, из крестоцветных. Даже при сорока градусах ниже нуля остается зеленой. И стебель зеленый. И листья зеленые, и цветы. Лучшее противоцинготное. Нельзя нам без травы-салаты. Отмечаем все места, где прячется под снегом… Мы – люди нужные… Без нас, Пушкарев Вовка, – он все еще поглядывал недоверчиво, – нельзя фронту… Адольф Гитлер лучшую дивизию отдал бы за такую станцию, как наша. Точный прогноз погоды решает успех авиационных частей, понимаешь? Погода фронту всегда нужна! Никакой самолет не поднимешь в воздух, если впереди растет грозовой фронт. И танки не пустишь в прорыв на болотистую долину, если знаешь, что в ближайшую неделю хлынут ливневые дожди. Торпедник, и тот не выпустишь в море, если знаешь – шторм на носу… Всем нужна погода…
