– Красивая статуя.
– Эта странная рептилия – идефикс местных жителей в последние этак лет двести. Раньше здесь устраивали фестивали охотников за серебряными ящерицами. Раз в три года собиралась тьма-тьмущая народу – они вытаптывали парк, обшаривали лес в окрестных горах, говорят, даже ставили особые мелкие сети. От рептильеров вскачь удирали все зверюшки. Кольцер говорит, что пятьдесят лет назад какого-то клерка из Порт-Калинуса задрал всерьез обиженный медведь. Потом мода на фестивали почему-то прошла…
– Они ее поймали?
– Кого?
– Ящерицу, конечно.
– Разумеется, нет.
– А зачем ее было ловить? – спросила Авита.
– Не знаю, наверное, в этом таился какой-то большой смысл. Например, она уничтожает комаров в замке, находит пропажу или выполняет три желания, а может, она очень редкая или ее не бывает совсем. Ловить то, чего нет, – в этом есть стиль.
– Ерунда.
– Конечно, но смешная, и про фестивали я сказал правду, ну, почти правду. Ты мне не веришь?
– Ты же сам знаешь, что нет. Я все хотела спросить – как это получается? Интересно?
– Что интересно?
– Подглядывать в чужие мозги.
Авита заметила, что Король смутился, он чуть прищурился, как будто страдал от яркого света.
– Все зависит от того, что именно ты видишь. Это неинтересно в большинстве случаев, иногда противно. И больно – тоже иногда. За себя, кстати, можешь не беспокоиться, я уже час специально держу ментальный барьер и не чувствую твоих мыслей.
– Это правда?
– Честное слово ивейдера.
– А это трудно – держать барьер?
– Не очень, если есть привычка.
Авита умолкла, переваривая новость. Смутное ощущение слежки и незащищенности отступило. «Только бы он говорил правду!»
Парк тем временем кончился, оборвался каменистым косогором, сразу за зарослями сухих жестких кустов начинались настоящие горные склоны, тропинка шла все дальше по широкому каменному карнизу.
– Далеко еще?
– Близко.
Карниз кончился, кусты жесткой растительности расступились.
– Смотри.
Сразу за поворотом тропы открылся странно знакомый вид – высокий утес, его уступы, словно выписанные одним взмахом кисти, отличались ясной чистотой форм. Казалось, акт творения только что совершился и новорожденный камень еще не успели источить ни непогода, ни беспощадное время. Пейзаж напоминал картину из кабинета управляющего Мидориана. Авита подошла поближе и тут же заметила, что разрушение все-таки тронуло скальную породу – по изломам камня змеились тонкие трещины. С вершины утеса низвергался маленький, тугой водопад, в послеполуденном свете зыбко дрожала радуга брызг. У подножия скалы блестело мелкое, почти круглое озеро, вода широким ручьем стекала в долину, на отмели, зарывшись в каменное крошево, лежала лодка-плоскодонка.
