Махнув рюмочку, Колян свободным движением руки показал томление сердца:
– Летать хочется!
Сергей с сомнением посмотрел на транзитника.
Крупный нос, взгляд мрачноватый, несмотря на нагловатую улыбку. Над левой бровью темная родинка. Весь в движении, ну, прямо двуглавый орел – голову влево, голову вправо. А в глазах печаль. Будто хочет веселиться по-настоящему, а не получается…
Колян!
Колян! – дошло до Сергея.
Я же видел эту рожу на компьютерной распечатке! Нагловатая улыбочка, крупный нос, родинка…
Ну да, Басалаев, окончательно понял он. Колян. Овсянку жрал не за «умение технического анализа».
Невозможно, подумал Сергей.
Почему такое происходит со мной?
Опустив глаза, боясь выдать неосторожным движением вскипающее в нем бешенство, Сергей рассеянно копался вилкой в овощном салате. Он как бы все еще с улыбкой прислушивался к словам Коляна, но темное бешенство поднималось в нем как рвота. Если это действительно Колян, прикидывал он про себя, стараясь не поднимать глаза, нужно немедленно сообщить о его появлении Суворову. А если Суворов не сможет добраться до Тайги за пару часов, надо сдать «спеца» транспортной милиции. Ведь он Веру убил… Если он не врет, если правда ждет поезда, то некоторое время в запасе есть. Целых два, а то и все три часа.
– Извини, – поднялся Сергей. – Выскочу на минуту.
И пнул ногой сумку:
– За вещами присмотришь?
– А то!
– Я ненадолго.
– Приперло?
– Дозвониться не могу.
– До Иркутска?
– До Новосибирска.
– Да мне-то что? – развеселился Колян. – Звони, куда хочешь, хоть в Иркутск, хоть в Новосибирск. Я просто так спросил.
А про себя подумал: да звони хоть в Москву!
Коляна действительно распирала веселая злость.
Когда Сергей вышел, он тут же подтянул к себе его сумку и, распустив молнию, увидел лежащую сверху новенькую бельгийскую электробритву в прозрачном пластмассовом футляре.
Электробритва Коляну понравилась.
Нагловато оглянувшись на застывшую у окна официантку, Колян с легким сердцем переложил электробритву в свою потрепанную сумку. Собственно, он мог не делать этого, все равно вещи перейдут в его руки, однако, сработала привычка. Твердая, устоявшаяся привычка не выпускать из рук того, что понравилось. Но сумку он поставил на место. Вещи вещами, а у рыжего лоха обязательно должны быть при себе наличные. Я его подпою, зло и весело решил Колян. А потом рыжий расплатится за обед. А потом я его испугаю. Заведу в какой-нибудь укромный уголок и испугаю. Он отдаст все, что есть при нем. Ишь ведь, сидит, слушает, кивает понимающе, а сам, наверное, ни одному слову не верит. Тюремной овсянки не пробовал, козел!..
