Унус, дуо, трес, кваттуор, квинкве и так далее.
Он даже не знал, до какого числа мог бы добраться, если бы госпожа заставила его считать от утра до позднего вечера.
Амансульта остановилась перед смуглым и седым сарацином.
– Ты солдат? – спросила она по-арабски.
– Не надо тебе разговаривать с неверным и на таком языке, – испугалась Хильдегунда и испуганно взглянула наверх, где на балконе, злобно прищурясь, стоял рыцарь Бертан де Борн.
Ганелон вздрогнул.
До него дошло, что он понял вопрос, заданный Амансультой сарацину.
– Да, – ответил Салах.
– Это правда, что в начале весны крылатые змеи летят из Аравии в Вавилон? – спросила Амансульта и до Ганелона дошло, что он действительно понимает дикий птичий язык Салаха, с которым провел на мельнице почти год. Правда, ему, Ганелону, Салах говорил, что он бурджаси, купец, и рыцарь Бертран де Борн купил его для госпожи в Долине слез, так называется в Константинополе рынок невольников, но, может, когда-то прежде Салах был солдатом, потому что он повторил:
– Да.
– А навстречу крылатым змеям вылетают ибисы и не пропускают их в Вавилон, это правда?
– Это правда, – ответил седой сарацин. – На востоке чтут ибисов.
– Это правда, что ладанные деревья в Аравии охраняются именно крылатыми змеями?
– Это правда, – ответил сарацин. – Змеи маленькие и пестрые на вид и в большом количестве сидят на каждом отдельном дереве. Крылья у них, как у летучих мышей, а перьев совсем нет. Только тяжелым дымом стиракса можно согнать змей с деревьев.
– Видишь, – обернулась Амансульта к Викентию из Барре. – Салах подтверждает. Это правда.
Рыцарь де Борн на балконе язвительно улыбнулся. Наверное, он не совсем понимал, о чем спрашивает Амансульта Салаха и это его сердило.
– Тебя как-нибудь зовут? – спросил Амансульта сарацина.
Он ответил:
– Салах.
– Это имя?
Сарацин кивнул.
– Попозже вечером ты расскажешь о своих краях этому благочестивому и знающему человеку, – Амансульта кивнула в сторону Викентия из Барре. И печально наклонила голову: – Среди моих людей теперь есть даже сарацин, а я не могу выкупить родного отца из плена.
– Господь милостив. Господь не забудет ни одного своего паладина.
Все обернулись.
– А-а-а… Брат Одо…
В голосе Амансульты не чувствовалось радушия – в замке Процинта не жаловали нищенствующих монахов.
Брат Одо благостно улыбнулся.
Узкие щеки брата Одо были изъязвлены следами пережитой им оспы, они выглядели, как хороший сыр. Благословляя Амансульту, брат Одо поднял правую руку и все вдруг увидели на его обнажившейся грязной шее светлый шрам, как от удара стилетом.
