– От чего?
– От испуга.
Я посмотрел на врача и он пояснил. Охотник прицелится в белку, а лесная вдруг выскочит – ухнет. Обделаешься с испугу. В другой раз уснешь у костерка, а она на тебя мокрой травы навалит, ряски. Пахнешь потом. Недавно татарин на мельнице видел лесную. Голышом, мохнатая. Выскочил почернелый, волосы над головой торчат, как зонтик. У лесной, говорит, морда тарелкой. Медная. И волосы по часовой стрелке завернуты. Когтями по паркету тук-тук.
– Какой же паркет на мельнице?
– Ну это я так, к слову, – признался врач. – Но такую пусти на паркет, точно стучала бы. Я в справках так пишу: «Освобожден от всех видов работ. Даже от подконвойных. Болезненные последствия встречи с Болотной бабкой».
– Антону тоже давал такую?
– Ну, кого вспомнил! – протянул врач. – Я клятву Гиппократу давал. А Антону ничего не давал. Человек тихий, выращиваю свиней, как все. Выделяться не хочу, но свиньи у меня чистенькие, хоть переднички на низ надевай. Сам-то белье ношу черное, чтобы сильно не маралось. Бедный человек обязан хорошо пахнуть, – доверительно выдохнул он. – Это звери бедны. У них никаких вещей нет!
13
На несколько дней обо мне забыли.
Врач таскал меня по домам. Правда, люди на расспросы о лесных отнекивались, а об исчезновении Антона вообще отказывались говорить. Пропал и пропал, чего теперь? Тайга знает, кто ей нужен. Татарину, затащив меня в его избу, врач сказал:
– Вот совсем ничей человек.
Татарин обрадовался, но жена даже не обернулась. Зачем ей ничейный? Никому не принадлежу, значит, и ей не принадлежу. Звали ее Наиля. Жарила яичницу, переступала босыми ступнями по некрашеному полу. Ступни огромные, как ласты. В чугунной сковороде шипело, взрывалось сало. Со стен присматривались к нам лаковые родственники. Эти милые окровавленные рожи на фотографиях. На уровне дриопитеков, только что сочинивших каменный топор.
Татарин похвастался:
– Прошлой зимой умер у нас дед Филипп. Видишь? – выставил ногу с огромной ступней. – Вот ты все расспрашиваешь про Антона. А Антон что? У него и нога была обычная, и сам человек обычный. А вот у деда Филиппа нога была даже больше моей. Сказался фактор, – умно ввернул он, пытаясь пригладить торчавшие над головой черные волосы. – А руки короткие, – огорченно выставил крепкие руки. – Даже короче, чем у меня. Я, конечно, молодой, чтобы давать какие-нибудь полезные советы по здоровью, но дед Филипп прямо говорил: при таких-то ступнях зачем нам длинные руки?
