И он не забыл ее, одинокую, писал время от времени письма, а в каникулы приезжал на несколько дней, помогал по хозяйству, радовал.
Вернувшись под вечер из Горького, Андрей тут же отправился на Главпочтамт. У него не было настроения встречаться со знакомыми, разговаривать, отвечать на вопросы.
Еще неделю назад в Комитет пришел запрос из Москвы.
Женщина сообщала, что ищет мальчика, потерявшегося во время бомбежки в 1941/42 в возрасте четырех-пяти лет. Андрей тогда составил ей необыкновенно подробное письмо, почти исповедь. Он как будто заполнял пустоту ее письма, женщина не написала о себе ничего.
В этот вечер на Главпочтамте ждал ответ.
Он был краток: приезжайте, пожалуйста, по такому-то адресу, поговорим; предварительно звоните по телефону. Указывался номер.
Андрей заволновался. У него возникло чувство, что он близок к цели.
Голос по телефону показался молодым, сильным, грудным, властным.
Андрея знобило.
Его пригласили приехать немедленно.
И вот, с заплечным пешком, пропахший дымным костром, печеной картошкой, поездом, в стареньком своем пальтеце, Андрей позвонил в дверь на третьем этаже дома недалеко от Новодевичьего монастыря. Три звонка, как указывалось на бумажке у двери, - квартира была коммунальной.
Он ждал долго. Так, что сердце упало.
Дверь отворила старуха. Андрей решил, что перепутал адрес. Но она сказала грудным, певучим голосом:
- Андрей? Очень приятно. Проходите. Какой вы, однако, еще мальчик.
На кухне чадно горело масло.
- Ученик пришел? - сказал кто-то из коридорного мрака.
Но ответа не удостоился.
Старуха затворила дверь, и они оказались в холодной комнате.
Горела люстра на цепи, низко опущенная над круглым столом. Колыхались, как будто дышали, задвинутые на распахнутом окне занавески.
Послышался звон монастырских колоколов, и старуха перекрестилась. Андрей заметил слабый огонек лампадки в углу под иконами. Увидел черный рояль с искрой на золотой приподнятой лапке. Инструмент занимал две трети комнаты.
Старуха затворила окно.
- Садитесь. Да скиньте свой мешок. И пальто снимайте. Разрешите, я вам помогу. Я повешу, а вы садитесь. Вы курите? А я курю. Папиросы. Кручу сама. Табак у меня хороший, у него запах вишневого дерева. У нас такой табак не продают.
Она села не прямо напротив Андрея, но и не рядом, а так, чтобы видеть его лицо.
Пепельница из тяжелого камня. Серебряный портсигар. Коробок спичек с самолетом Як-40 на этикетке.
Она щелкнула крышкой, вынула белую папироску, дунула в нее, зажала в зубах, чиркнула серной спичкой... Андрей глядел как зачарованный. Она раскурила папироску, отогнала дым от лица.
