Мирина оторвалась от Леонарда и заключила Нию в объятия.
– Тебе надо выпить, не так ли? Ты хорошо себя чувствуешь?
Они вошли в дом. Ния почувствовала облегчение, когда дверь захлопнулась. В большом камине из необожженного кирпича горел огонь. Комната была обставлена просто и элегантно: черный кожаный диван, простой деревянный стол, картины местных художников. На каминной решетке стоял серебряный подсвечник с зажженными свечами.
Мирина направилась в кухню. Леонард задержался возле Нии, провел рукой по ее распущенным волосам, по спине, по бедру, обтянутому черной кожаной юбкой. На мгновение она прислонилась к нему, потерлась щекой о его грудь.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил он. – Тебе не нужен доктор?
Ния отодвинулась от него, устроилась на диване, подтянув колени к подбородку. Леонард сел рядом с ней, положив подбородок на ладони.
– Я думаю, со мной все в порядке. Честно, – ответила она. – Немного побаливает здесь, от ремня безопасности, – она дотронулась до шеи.
Болело сильнее, чем сразу после аварии. Ей не хотелось, чтобы он обращался с ней столь нежно, словно вернулись прежние времена. Он не должен садиться с ней рядом, ей и так иногда очень трудно держать его на расстоянии. Его длинные седые волосы спускались по шее. Он, не отрываясь, смотрел на огонь в камине. Он такой красивый.
«Хватит, – подумала она. – Просто сейчас ты беспомощна и испугана. Не надо расслабляться».
– Значит, ты ждала, а Тэсс так и не прилетела?
– Она прислала записку. Меня вызвали по радио и передали, что она прилетит завтра после полудня.
– Это не может повториться, – сказал он. – Это в последний раз, я имею в виду совпадение событий. Ты знаешь, когда я первый раз прочитал в сценарии то место, где машина переворачивается и падает со скалы, подумал, что надо подойти к этому моменту как-то по-другому. Такое уже было.
– Ну что ж, это, действительно, было, – сказала Ния. – Леонард, ты не имеешь никакого отношения к случившемуся, правда? Я думаю, что это не было одним из твоих технических приемов? Ты не хотел таким образом создать творческое вдохновение для этой проклятой сцены, верно?
– Я, по-твоему, идиот? Я никогда не стал бы рисковать твоей жизнью, Ния! Никогда! И еще больше после Робин.
После Робин. Он всегда так выражался. Никогда не говорил: «После смерти Робин». И никогда: «С тех пор, как убили Робин». Он всегда оставлял конец фразы незаконченным, повисшим в воздухе.
– Все мои приемы имеют отношение только к психологической настройке, а не к физической опасности. К тому же, ты слышала, что говорил полицейский – подобное случалось и раньше, у них были жалобы. Хотя раньше, когда начиналось дублирование сцен и образов, я считал это хорошим знаком. Меня по-настоящему волновало и будоражило, когда то, что я воображал или создавал, происходило на самом деле. Мне казалось, что сюжет вибрирует в воздухе, меня радовали подобные совпадения. Я чувствовал, что открываю что-то новое и стоящее.
