– Она выглядит неуверенной, – подумала Ния, – словно пьяна и комната плывет у нее перед глазами.
– Эй, – сказала Ния. – Тебе лучше не принимать ничего близко к сердцу.
– Ты раньше была с Леонардом, правда? – спросила Робин.
Ния закатила глаза.
– Мне следовало бы предупредить, чтобы ты держалась от него подальше, Робин.
Робин опустила взгляд на свои руки.
– Я знаю, он женат и все такое прочее. Ты потому и порвала с ним?
– Да.
– Он сумасшедший. Сначала залезает на меня чуть ли не на глазах у Мирины, а потом говорит, что нужно хранить все в секрете. Я хочу сказать… Я знаю, это – безумие.
– Да, это так, поверь мне.
– Но он такой нежный.
– Да, он нежен.
– Извини, – сказала Робин. – Мне не следовало говорить с тобой об этом.
– Все в прошлом, – ответила Ния. – Что он делает со своей жизнью… Но ты права, я не хочу об этом слышать.
Она принесла для Робин одеяло со второй кровати. Робин уже лежала на диване и явно не собиралась вставать. Ния накрыла ее. Девушка отключилась. Возможно, она проснется, и не будет знать, где находится.
На следующий день Ния ждала такси перед гостиницей, покрываясь потом от страшной жары. Над головой парились пальмы.
Они начнут снимать последние сцены в каком-то баре в Сантьяго. Ее героиня Джейн, бродящая, словно в полусне, преследует женщину, кажущуюся ей двойником. Джейн должна выйти из бара в ночь за видением, пойти по пустынному переулку. Муж видит ее в баре, бежит следом, а потом в переулке стреляет в нее.
Подъехало такси. Ния села в машину. Наклонившись вперед, чтобы дать шоферу указания, она увидела фигурку смерти на приборной доске. Череп подскакивал при движении на маленькой пружинке, когда такси выехало на вымощенную кирпичом дорогу.
Ния приложила руку к груди. Сердце бешено колотилось под ладонью. Она не хотела больше играть в эту игру. Ей показалось, что она начинает сходить с ума. Но, возможно, все действительно только совпадение. Образы сжимали кольцо.
Джек играл американского эмигранта, художника, который дружески относится к своей сбежавшей жене. Они танцуют в баре. Сцена прошла чрезвычайно хорошо. Но Леонард заставлял их проигрывать сцену снова и снова. Он был груб, несдержан, до чрезвычайности критичен к актерам. Выкрикивал команды оператору. Требовал изменения отношений, улыбок, танца перед камерой. Даже музыканты почувствовали раздражение. Нервы у всех натянулись до предела. Актеры еле сдерживались, чтобы не выплеснуть закипающий гнев.
В какой-то момент Ния не смогла выдержать грубости Леонарда. Она подошла к нему, глядя прямо в глаза, заявила:
