Черепашкина любовь | страница 34
– Да, старик, чего тебе явно недостает, так это тонкости! Книжки читать нужно, а не фигню всякую по телику смотреть. Неужели ты сам не слышишь, как пошло это звучит: «Перед тобой сидит самый одинокий человек на свете!» Бр-р-р! – Шурик брезгливо передернул плечами.
– Не знаю, по-моему, ее зацепило… – неуверенно промямлил Геша.
– Да быть такого не может! Не случайно же она тебе книжку какую-то собралась всучить. Кстати, как только получишь эту книжку, мухой ко мне, понял? Некоторые места, думаю, придется выучить наизусть… Хорошо, если это будут стихи. А если вдруг проза? – Шурик неприятно усмехнулся.
– Не собираюсь я ничего учить! – вскинулся Геша.
– Да брось ты! – Шурик Апарин пренебрежительно махнул рукой. – Тебе только на пользу пойдет!
Гешины щеки вспыхнули. Он смотрел на Шурика откровенно ненавидящим взглядом.
– Не дергайся, Гешмуфтий! – Видимо, он понял, что перегнул палку. – Уж и пошутить нельзя. Зато про бабушку – это просто высший класс! Хвалю. Клянусь, мне бы и в голову такое не пришло. А насчет «Снайперов» не волнуйся. Пару билетиков я вам устрою. Хотя концерт этот, сам понимаешь, эксклюзив. А вообще ты молодец! Круто за дело взялся.
Он подошел к ней на большой перемене. Только в действительности все произошло совсем не так, как представляла себе Черепашка. Обыденней, что ли, прозаичней… Геша, как-то смущенно улыбаясь, сунул ей кассету. Она попросила подождать его минутку, побежала в класс за сборником стихов Гумилева. Отдала ему книжку, и все. Нет, он еще буркнул, что вечером позвонит ей. И никто их вместе, казалось, и не видел. Впрочем, это было не совсем так. Два человека – Лу и Юрка Ермолаев, два бывших недруга, сплоченные общей бедой, – наблюдали за этой сценой хотя и по отдельности, но с одинаковой пристальностью. Лу стояла, облокотившись о подоконник, а Юрка – в дверях кабинета английского.
Когда Черепашка с Геной разошлись, вернее, даже разбежались в разные стороны, – он с томиком стихов, она прижимая к груди драгоценную кассету, – Юрка и Лу обменялись многозначительными взглядами. Юрка был уверен: Черепашка уже успела поделиться с подругой своей радостью. И теперь ему важно было узнать, как Лу ко всему этому относится. Теперь он это знал. Сама же Люся ни разу даже не взглянула в его сторону, хотя ей очень хотелось с ним заговорить. Юрка это чувствовал.
На уроках Люся откровенно томилась. Ей казалось, что они сегодня никогда не закончатся, эти дурацкие уроки. Хотелось побыстрее послушать концерт «Ночных снайперов». Однако, вернувшись домой, Черепашка достала из сумки кассету и аккуратно положила на свой стол. Она словно нарочно оттягивала этот момент. Ведь это очень важно – понять и почувствовать, что ему нравится! На скорую руку приготовив уроки, она наконец включила магнитофон. «Ночные снайперы» поразили ее с самой первой песни. Даже с самых первых слов. «Я покидаю столицу раненой птицей…» – низким, почти мужским, но каким-то отчаянным и с первого звука проникающим в душу голосом пела девушка, имени которой Черепашка не знала. Потом она несколько раз прослушала песню «Тридцать первая», и в ней Черепашке особенно понравилась строчка: «…И губы часто здесь обветренны мои бывали», снова слушала «Столицу», еще и еще раз всю кассету от начала до конца, и ей казалось, что это Геша разговаривает с ней текстами таких необычных, но глубоких и пронзительных песен.