Карочею стало страшно. Он, конечно, знал, что окружение Обадии недовольно политикой Тургана и плетет вокруг кагана паутину интриг. Более того, он сам в этих интригах участвовал, но он никак не предполагал, что заговорщики пойдут в своих замыслах так далеко. Впрочем, ничего удивительного. Кагану едва перевалило за пятьдесят, здоровьем он обладал железным и вполне способен был удерживать булаву своими жилистыми руками еще по меньшей мере лет двадцать. А за двадцать лет многое могло поменяться. Тем более что славянские и тюркские ганы, недовольные всевластием рахдонитов, тоже не сидели сложа руки. А сила, что ни говори, пока что находилась в их руках. Недаром же Вениамин-бек возмечтал об исламской гвардии. Набрать ее на арабских землях труда не составит. В наемники охотно пойдут как сами арабы, так и представители покоренных ими племен. Были бы деньги на оплату. Зато для простых хазар, ныне получающих деньги из каганской казны, наступят скорбные времена. Им придется поискать иное занятие. Та же участь постигнет ганов, которым придется потуже затягивать свои пояса и жить за счет грабежа граничащих с Хазарией земель. Но это будет только на руку рахдонитам.
– Я, пожалуй, продам тебе свой дом, ган Карочей, за предложенную тобою цену, – сказал вдруг со вздохом перс.
Ган оценил выгодность возникшей ситуации и готовился уже поторговаться, но в последний момент передумал. Зачем гневить небо и искушать богиню удачи? Этот дворец, один из лучших в городе, и без того достался ему практически даром.
– Я в своем слове тверд, уважаемый Джелал. Серебро ты можешь пересчитать хоть сейчас. И если у тебя возникнут сложности с другим имуществом, я готов тебе предложить за него разумную цену.
– Ты имеешь в виду мои мастерские и виноградники?
– Именно, уважаемый Джелал. Не скажу, что я человек богатый, но кое-какие средства у меня есть. Кроме того, будучи близким к Ицхаку Жучину человеком, я мог бы помочь многим твоим соплеменникам разрешать возникающие трудности и сейчас, и в будущем. Уедут купцы из Хазарии или останутся здесь, но они очень скоро будут нуждаться в покровителе и посреднике при разговоре с новой властью. Ты понимаешь, о чем я говорю, уважаемый Джелал?
– Понимаю, уважаемый ган, и, думаю, мы договоримся.
Приятное времяпрепровождение Ицхака было прервано появлением во дворце его сестричада Обадии. Сын кагана прибыл к родственнику с малой свитой, почти тайно, дабы лишний раз не давать повод к пересудам. Впрочем, можно было не сомневаться, что каган узнает об этой встрече очень скоро и с такими подробностями, о которых ее участники даже не подозревают. Турган не доверял старшему сыну и не скрывал этого от своего окружения. Недоверие грозило перерасти в ненависть и откровенную вражду с весьма печальными для Обадии последствиями. Это понимал сам Обадия, это понимал Ицхак, это понимали и все ближники старшего сына кагана. Впрочем, у Тургана имелись серьезные основания для такого отношения к сыну, и кому, как не Ицхаку Жучину, это знать. Дядя и племянник обнялись без особой сердечности. Ицхак был всего лишь на шесть лет старше Обадии, и последнего раздражала его претензия на покровительственный тон. Правда, он никогда не выказывал этого раздражения, но Ицхак, как человек искушенный, не мог не замечать холодка в словах и жестах сестричада. Их отношения строились исключительно на расчете, а уж никак не на родственных чувствах. Обадии исполнилось уже тридцать два года, и он очень остро чувствовал непрочность своего положения. Формально этот рослый молодой человек с большими карими глазами и мягким чувственным ртом не был наследником Тургана. Ибо его избрание зависело от расположения славянских и тюркских ганов, которые могли предпочесть ему младшего сына Тургана Хануку. Ханука, на десять лет моложе Обадии, пользовался расположением ганов хотя бы потому, что являлся естественным соперником своего брата.
