Алена же смеялась; но это было не обидно, и свекровь смеялась с ней и говорила:
– А что? И молодая! И гвардия!
– Тетя Нина, да здравствуют дедки и бабки – ласточки нашего общества. Бабушка, лизните еще ликера. За гвардию!
Продолжал ходить к ним и Евгений.
– Дядя Женя! – кричала Алена. – Молодец, что пришел! Уже ни одна зараза не скажет, что бабы пьют без мужиков. С мужиками! С родными! Вы сразу нас троих любите, чтоб ни у кого не было комплекса неполноценности.
– А я и так люблю, – говорил Евгений. И смотрел на Нину.
Вот в такой вечер и позвонила соседка Куни. Евгений очень обстоятельно сидел, они с Аленой в шутку договаривались пожениться, если полюбивший Алену райком в ближайшее время «не растелится».
– Если тетя Нина не будет возражать, – ерничал Евгений. – Ты же знаешь, у этого среднего поколения женщин нет вашей широты воззрений…
– Тетя Нина не жадина. И потом она была уже твоей женой, а я нет.
Тут и позвонила соседка Куни.
Евгений подскочил, когда Нина одевалась. Спросил заботливо, с беспокойством: «Поехать с тобой?» – «Нет, нет…» – «Позвони от нее… непременно». – «Хорошо…» – «Тетя Нина, ликерчику на посошок?» – «Гуляйте без меня». – «Я тебя встречу, – говорит Евгений. – На остановке…»
Она вдруг подумала, что все повернулось вспять. Сейчас по законам возвращенного времени должен выскочить Капрал, заюлить под ногами, она потреплет ему холку и скажет: «Я ухожу без тебя, малыш. Это не твой час».
Но Капрал не выскочил.
Хохотала на кухне дочь Киры. У них был одинаковый с матерью смех.
И человек, который предлагал ее встретить, не был теперь ее мужем…
Они как обломки кораблекрушения прибились к берегу и тычутся друг в друга, ища в другом часть целого, которым когда-то были.
«Я приду к Куне, а от меня будет пахнуть вином», – подумала Нина и тут же вспомнила, что так у нее когда-то уже было…
… Она ехала к тяжело больной маме, в вагоне-ресторане приставучий сосед заставил ее выпить рюмку, она поцеловала маму, а та отпрянула. Нина рассердилась: подумаешь, нежности! Потом поняла: в том мамином состоянии не было места живым запахам, они уже были из другого мира. Но это она поняла потом, сразу же отпрянувшей маме стала долдонить: «Ну выпила рюмку сладкого? Ну что тут такого? Что я, алкоголичка?» «Ничего, – ответила мама. – Разве я тебе что говорю?» – «Ты дернулась, как от прокаженной…» – «Я не дернулась…»
Они не понимали друг друга и уже не могли понять. Нина, продолжая находиться в живом мире, сердилась на какие-то не те слова, не те реакции, не те поступки… А они просто были свойственны другому состоянию, состоянию перехода, что ли…
