Родители так и не узнали о моей самовольной отлучке.
И мама сдержала обещание. Она предоставила мне полную свободу во время каникул!
Я целыми днями пропадала у Илоны. Нет, мы не сидели в квартире, мы бродили по морозному заснеженному городу, ходили в кино, пару раз посетили клубы, но не надолго, потому что у меня было строгое предписание – в десять быть дома!
Встречались с друзьями. Но я ни разу не позвонила Маринке. Просто не знала, как мне теперь с ней говорить.
Маринка пришла сама.
Как-то днем мы сидели у Илоны, слушали музыку и мечтали. Зазвонил телефон. Илона нехотя сняла трубку, я заметила, как у нее удивленно приподнялись брови, и она сказала кому-то чуть изменившимся голосом: «Дома, да… конечно, приходи…».
– Лариска? – спросила я.
– Нет. Это Маринка. Она сейчас придет.
– Вот это да!
– Действительно, удивила, – задумчиво произнесла Илона, – кажется, у нее что-то случилось, по-моему, она плакала…
Я совершенно растерялась. Плачущая Маринка? Я не видела ее с самой вечеринки и ничего не знала. Мы даже не попрощались, той ночью я просто ушла с ребятами, и все. Маринка пропала. Вместе с Маринкой исчезла и моя влюбленность. О Тиме я больше не думала, словно его кто-то вычеркнул из моего сердца, из моей памяти. Бывает же такое!
Она появилась очень скоро. Мы даже в себя не успели прийти после ее звонка, а Маринка уже стояла у двери.
Впервые я увидела смущенную Илону: она суетилась, не знала, куда девать руки, и все время как-то нервно посмеивалась.
Маринка выглядела осунувшейся. Она вошла, не глядя на нас, сняла пальто, уронила его на пол и прошла в комнату прямо в сапогах.
Илона подняла пальто, пристроила на вешалку; мы остановились в дверном проеме, не решаясь нарушить Маринкино горе, заполнившее постепенно квартиру.
– Марин, может, чаю? – робко предложила Илона.
Маринка подняла на нее полные слез глаза.
– Стас погиб! – сказала она и зарыдала.
Илона бросилась на кухню, я в ванную, за полотенцем. Мы прибежали: Илона с валокордином в чашке, я – с мокрым полотенцем.
Маринка, стуча зубами, выпила валокордин, после чего мы ее разули и уложили на диван, накрыв лоб полотенцем.
– Извините меня, просто не к кому больше пойти, – лепетала Маринка.
