А потому и на улице, и дома мне было стабильно хорошо.
Плохо было только одно – что квартира съёмная, не моя. Вот была бы она моя… Да и не только эта, а и любая другая (желательно с видом на реку, лес или пустырь). Эх, вот была моя бы… Я бы тут же поймала молодого и здорового одноразового мужчину, размножилась – и мы с ребёночком летали бы вместе. Ерунда, что он может не летучим оказаться – ребёночек мой будет летун, я уверена. Но… Мечты из области фантастики. Ну надо же – такие простые человеческие дела, как заведение ребёнка и приобретение квартиры, для меня фантастика, а вылететь в окно и полетать – реальность…
Погода стояла самая что ни на есть осенняя. Хорошая погода, я такую люблю – мрачно, промозгло, самый романтизм. Конечно, мне и другие времена года нравятся, особенно когда тепло и приятно. Но почему-то больше всего дорог моей душе ночной непроглядный мрак русской осени. О нём я вспоминала и летом, и зимой. О нём – когда стоишь и смотришь куда-то в дальнюю – дальнюю темноту. Ничего не видно. Обязательно дует ветер – налетает откуда-то порывами, приносит влажные таинственные запахи: откуда, что – непонятно. Но тем ещё лучше. Там, где-то там, кажется, что-то такое есть, но не видно его. Только ощущается. Может, казалось мне всегда, пока я тут стою, что-то в этой самой дали так изменилось, что и не узнать! Недаром ведь ночной ветер тревожит, обещает что-то такое невнятное. Которое нужно только сформулировать – собраться как следует с мыслями, прислушаться – и понять. Тогда всё изменится, всё переиначится. Щемит от этого всего сердце, волнуется душа. Люблю я долго бродить вот так по открытым пространствам, вглядываться в темноту и упиваться этой невнятной осенней грустью.
Очень хотелось летать, очень. Я с раннего вечера принимала снотворное, засыпала на всю ночь – на ту часть суток, которая предоставлялась только мне. Остальное время, за вычетом пути к офису и обратно, было куплено моими работодателями. Не полетаешь. Но всё это время я мечтала о небе. Мечтал мозг, мечтало тело. Я подходила к окнам и много раз готова была в них выброситься – на глазах изумлённой публики или без её наблюдения. Тело ломало, душа томилась.
И в конце концов однажды чёрной-чёрной ночью, когда чёрные – чёрные тучи закрыли звёзды и из этих туч на чёрную-чёрную землю лил чёрный-чёрный дождь – в общем, в такую погоду, когда ни один хозяин не выгоняет из дома ни чёрную-пречёрную, ни белую-пребелую, ни рыжую-прерыжую, ни самую захудалую рябую собаку, я обернулась птицедевой и вылетела на улицу.
