Скоро набилось народу полный дом, так что я всех хорошенько разглядела. Девушки мне категорически не нравились. Да они, кстати, на Глеба-то и не претендовали. У них были активные отношения с другими ребятами. Молодёжная компания периодически вываливалась на улицу покурить, так что любуйся там на всех, не хочу.
Проблема с позиционированием своей марки была сложной. Что вот мне было делать? Прикидываться молодёжью и тусоваться в общей массе? Или степенно сидеть возле матерей этой самой молодёжи? Я долго раздумывала. Молодёжь тянула меня с собой. Наверное, признаком того, что я должна быть всё-таки с ребятами и девчонками, послужили мои широкие карманистые штанишки, стильная кофтейка в обтяжку (Анжелка убедила купить её в магазине моды для юных и вечных) и всё-таки относительная стройность – в отличие от тех же деревенских матерей, каждой из которых я была явно худее наполовину. Пять килограммов лишнего веса, которые отделяют меня от недостижимого идеала, были друзьям Глеба, видимо, совершенно незаметны. Так что на улицу тусоваться меня волокли как родную. Нет, всё-таки страшно – увидят, увидят они в уличном свете мою морщинистую старость!
Однако в конце концов я всё-таки пошла с ними дружить. Но только когда стемнело. А произошло это довольно быстро – ноябрь как-никак. Пока же я нашла альтернативу – и уселась в кругу старушек. Классные это были бабки! Одна одной колоритнее. Глебовой бабуленции я решительно отдала первое место. Ну и задорный же она была фрукт! К тому же нас роднили общие панталоны, пропажи которых она, наверное, до сих пор не заметила. Эх, а вот лично ей-то я как раз никакого подарка не привезла. Не оплатила прокат панталон. Вернее, какой прокат – получение их в собственность. Не отдам такую красоту!
Вот с бабками-то мы и повеселились. Сколько бойкой энергии было в этих особах! Бабки пели чистыми опереточными голосами – даже странно, говорили одними, а пели другими, автоматически переходя в другую тональность, сменяя регистр и даже выражение лица. Как будто песня являлась чем-то особенным, исполнять которое требуется высоким штилем, ответственно. Да и песни их были другими – теми, что они как выучили молодыми, так и запомнили. Про рожь, которая хорошо поёшь, про калину, ой, малину, в речке синяя вода, про того, кто спустился с горочки, и про поедем, красотка, кататься.
Вообще бабки были модные. Они взялись исполнять песню из репертуара телевизора «Напилася я пьяна». Её обычно на сборных концертах исполняет артистка с зубами и хором мальчиков в красных рубахах и, по-моему, с балалайками. Бабки пели с чувством, на полном серьёзе. Слова в песне были простые, даже я их знала, но когда начался куплет с предположениями о том, где же именно ночует милый, бабки затянули по-своему – не «Накажи его, Боже» за то, что он с какой-то любушкой резвится на койке, а «Помоги ему тоже». Молодёжь – слушатели сразу возмутились и стали поправлять, крича, что за такие дела этому самому милому надо оторвать всё на свете, но бабки гнули свою линию. Помоги – и всё тут. Я прямо даже прослезилась. В этом была их глупая доброта. Кто-то, конечно, увидел бы в этом, что русским не чужды полигамные восточные традиции, типа того, азиаты мы. Ну нет: пусть хоть где-нибудь этому милому что-то удастся, с Божьей хотя бы помощью, если сам не в состоянии – так, я думаю, считали бабки, исходя из своего опыта.
