Ведрину пришлось умолкнуть. Тяжелые подводы, груженные железным ломом, сотрясавшие землю и дома, оглушительный звук рожка в соседней драгунской казарме, хриплый рев буксирной сирены, шарманка, звон колоколов церкви св.Клотильды - все слилось в ужасную какофонию, рождаемую порой гулом большого города. Контраст был поистине разителен между этим ошеломляющим шумом столпотворения вавилонского, грохотавшим поблизости, и лужком, поросшим дикими злаками и папоротником, под тенью высоких зеленых деревьев, где два бывших воспитанника коллежа Людовика XIV курили и вели задушевную беседу.
Происходило это на углу набережной Орсе и улицы Бельшасс, на разрушенной террасе бывшей Счетной палаты, наводненной душистыми, буйно растущими травами и похожей на каменоломню среди лесной чащи ранней весной... Широко раскинувшиеся кусты уже отцветавшей сирени, купы платанов и кленов тянулись вдоль обвитой плющом и повиликой каменной балюстрады, образуя зеленый тенистый приют, где летали голуби и кружились пчелы, где пробившийся сквозь листву солнечный луч озарял спокойный, прекрасный профиль г-жи Ведрин, кормившей грудью свою малютку, меж тем как старший сынишка камнями отгонял разномастных кошек - серых, черных, рыжих, населявших, точно тигры, эти джунгли в самом сердце Парижа.
- И уж если речь зашла о твоих стихах, - ведь с тобой можно говорить откровенно, дружище? - от твоей книги, по правде сказать, от твоей новой книги, - хотя я в нее только заглянул, - на меня не повеяло тем чудесным ароматом ландыша и дикой мяты, которым напоены были другие. "Бог в природе" пахнет академическими лаврами, и я боюсь, что присущие тебе прелестные нотки в духе Бризе (*14), вся свежесть лесов на этот раз принесены в жертву, брошены, как взятка, в пасть Крокодила.
Эта кличка "Крокодил", отысканная в дебрях школьных воспоминаний, на минуту позабавила друзей. Им ясно представился Астье-Рею на кафедре, с вспотевшим лбом, сдвинутой на затылок ермолкой, с красной лентой, длиною в целый фут, на черной тоге, сопровождающий величественным взмахом рук в широких рукавах свои избитые остроты: "Гоните, гоните их прочь, они везде напакостили", или прибегающий в своих поучениях к округлым периодам в стиле Вик д'Азира (*15), кресло которого он впоследствии занял. Но тут совесть стала укорять Фрейде за глумление над старым учителем, и он принялся превозносить его исторические труды, - Астье перетряхнул ведь столько архивов, впервые сдунул с них пыль.
