По деревенской улице двигался длинный ряд крестьянских подвод. На телегах сидели солдаты с черными погонами на плечах. Такие же черные погоны, но бархатные и с белыми звездочками, были и у офицеров. Солдаты были одеты плохо, но кое на ком были френчи нерусского образца и фуражки с черным околышем и белым верхом. «Должно быть, полк смерти», – подумал я. Я слышал, что у Деникина есть такие полки.
Мимо тарахтела походная кухня. За нею двигалась артиллерия. Шестерки мулов, хлопая в такт шагу ушами, тащили три или четыре пушки. В рессорной коляске ехали два офицера. Один из них, с длинной белокурой бородой и с закрученными усами, напоминал мне тех генералов, что сражались в Тридцатилетнюю войну в войсках Валленштейна на скудных полях протестантской Германии. Вероятно, с таким же любопытством смотрели на проходившие войска какие-нибудь вестфальские или бранденбургские мужики. Вероятно, так же бедно были одеты ландскнехты императора и лигистов, и такие же соломенные деревушки стояли на дорогах.
– На Ворошилино идут, – объяснил мне подошедший Степан, – не знаю, как и доберетесь теперь.
Добровольцы сворачивали за церковью, синяя маковка которой виднелась на краю села за прозрачными березами. Видно было, как обозы поднимались в гору и потом скрывались за холмами. На деревенской улице снова стало тихо. Где-то поблизости пел петух.
Я не мог оставаться здесь, раз цель была так близка. Произошло совещание со Степаном. Особенно ценные советы мне давал тот мужик, что приходил накануне за городскими новостями. Самым подробным образом мне рассказали о дороге, объяснили, где надо переходить железную дорогу, что говорить, если у меня будут спрашивать документы. Впервые в своей жизни я узнал, какие хитрые люди наши мужики. Расчувствовавшись, я подарил Степану запасные брюки. Рыжебородый Федор тоже одобрил мой подарок.
– Матерьяльчик первый сорт.
Я двинулся в путь. Вдоль церковной ограды, за которой чернели сотни мокрых крестов, я свернул на Кайенское, как меня учили мужики. У какой-то избы на меня набросилась собака. Потом исчезли последние овины и пуни, и я зашагал по проселочной дороге, радуясь, что выглянуло солнце из-за молочных облаков.
Кругом снова раскинулись поля, безлюдные и сырые. Только в одном месте унылый пейзаж оживляло пестрое стадо коров, которое медленно брело по жнивью. Все это было так мирно, что не верилось, что в России пылает гражданская война. Непривычные слова «гражданская война» напомнили мне о Риме. Рим тоже пылал гражданскими войнами, которые мы изучали в гимназии как что-то скучное и чужое. Мне стало грустно при мысли, что и все наши грандиозные события уместятся на каких-нибудь двух-трех страницах растрепанного учебника в сумке будущего школьника, который будет ненавидеть нас за туманные и непонятные события и перепутает имена и даты. И никто никогда не узнает, что бедный художник в это смутное и страшное время любил девушку с прекрасными глазами.
