Буйная толпа шла по дороге на Версаль, выкрикивая оскорбления и грубые ругательства. Они вопили: «Хлеба, или мы выпустим кишки королеве! Надо свернуть шею этой шлюхе! Смерть ей!»
Многие мирные граждане думали, что за ними стоят члены парламента. Другие считали, что спекулянты мукой хотят спровоцировать беспорядки и под шумок обогатиться, но никто и представить себе не мог, что вопящая толпа подстрекается принцем крови и что это – фактическое начало революции.
И вот женщины пришли ко дворцу. Вооруженные пиками, палками и дубинами, они выкрикивали: «Смерть! Отрежем королеве голову и поджарим ее печень!»
Другие собирались сделать кокарды из внутренностей «этой чертовой мерзавки».
Они вынудили королевскую семью перебраться из Версаля в Париж и теперь держали там словно бы в осаде. Умело направляемый герцогом Орлеанским и поджигаемый «Ami du Peuple» народный гнев принял угрожающие размеры. Раздавались требования смерти для королевской семьи, фонаря для аристократов и топора для обывателей…
Францию охватило исступление убийства. Один депутат Конвента как-то вскричал: «Я считаю истинными патриотами только тех, кто, как и я, способен выпить стакан крови!»
В парижской толпе было видимо-невидимо темных личностей и девиц весьма сомнительной нравственности. Именно эти женщины виновны в жестокостях французской революции. Без них страшные потрясения, перекроившие страну, были бы менее кровавыми. Террора не было бы, и Людовика XVI, может быть, не гильотинировали бы.
Вот что писал о них Филипп Друль, современник событий, один из членов Конвента: «Когда голова приговоренного падает под мечом закона, только злое и аморальное существо может этому радоваться. К чести людей моего пола скажу, что если и встречал это чувство, то только в женщинах; они вообще более жадны до кровавых зрелищ, чем мужчины; они, не дрожа, смотрят, как падает нож гильотины, этот современный меч, одно описание которого исторгло вопль ужаса у Учредительного собрания, которое не захотело даже дослушать его до конца, но там заседали мужчины; женщины в сто раз более жестоки… Отмечают, что именно женщины в народных движениях способны на самые ужасные деяния: месть, эта страсть слабых душ, мила их сердцу; когда они могут творить зло безнаказанно, то с радостью хватаются за возможность избавиться от собственной слабости, ставящей их в зависимость от судьбы. Это, конечно, не касается женщин, в которых образование или природная мудрость сохранили достойные нравственные принципы, делающие их необыкновенно привлекательными. Я говорю о тех, кому незнакомы женские добродетели, их видишь в основном в больших городах, в этой клоаке, где собраны все пороки».
