- Но я вовсе не агитирую вас вернуться - вы же не Солженицын. - Позин, сам не понимая почему, продолжал говорить колкости.
Вполне возможно, потому, что вспомнил одно замечательное качество Гурьбина - он всегда обожал людей при высоких постах и всемерно их обхаживал. Но стоило им с этих постов по тем или иным причинам уйти, он с неимоверной легкостью о них забывал и мог даже пройти мимо, не поздоровавшись, экономя свою широкую фальшивую улыбку. Чувства дружбы и привязанности не были ему присущи ни в малейшей мере.
Когда перерыв закончился и Гурьбин вновь уселся за рояль, а Толстый Марик отлучился куда-то по своим хозяйственным делам, Позин, оставшись в одиночестве, невольно задумался о тех, кто родился в России, но большую часть жизни провел на чужбине.
Например, Тургенев долго жил во Франции, служа своей любимой Полине Виардо. Гоголь много времени провел в Италии, создавая "Мертвые души". Сидя в Лондоне, Герцен страстно боролся с самодержавием.
Возник какой-то довольно нелепый вопрос: могли ли Пушкин и Толстой постоянно жить за границей, или же их творчество было так прочно связано с родной почвой, что они бы там так плодотворно работать не смогли? Ведь как тяжело жилось Бунину, даже несмотря на Нобелевскую премию! Даже он, убежденный враг большевиков, всерьез думал о возвращении на родину.
Позин никогда не мог понять, почему тот или иной благополучный человек вдруг решает уехать из страны, где родился. Конечно, он не осуждал тех, кто оказался в эмиграции, спасая собственную жизнь. В эту категорию попадали и первая эмиграция в годы большевистской революции, и диссиденты второй половины двадцатого века. В обоих случаях политические убеждения играли главную роль. К людям, у которых политические убеждения имелись, Позин относился с уважением. Вполне сочувствовал он и евреям, выезжавшим в Израиль. В конце концов, это их историческая родина. И просто глупо препятствовать желанию народа жить вместе.
Но, глядя на судьбу Гурьбина и ему подобных, он, может быть, впервые в жизни всерьез задумался о том, мог ли он перебраться на постоянное место жительство в страну, которую так хорошо знал с детства? Америка никогда не была для него страной мечты, где молочные реки и кисельные берега. С первых приездов к отцу в Нью-Йорк в школьные годы он воспринимал ее как данность: это Америка, а там, за океаном, - дом, Родина.
В Нью-Йорке его всегда принимали за местного жителя и спрашивали, как и куда пройти. Но он-то сам на месте в Америке себя не ощущал.
