Барт не ответил – на столь категорическое «предложение», тем более от колдуна, надо отвечать крайне осмотрительно, хорошенько подумав. А лучше подождать, может, заказчик ещё чего интересное скажет; мастер-вор плеснул из плетёной бутыли в стакан молодого вина и принялся неспешно цедить его, будто смакуя кислый недозрелый напиток.
Колдун истолковал молчание Барта по-своему:
– Пятьсот золотых, и это моё последнее слово.
– Ладно, – неохотно сказал Барт, ставя стакан на стол, – договорились. Тем более, что иных вариантов у меня всё равно нет, ведь так? – колдун не ответил, да и не требовалось здесь никакого подтверждения.
– Тогда несколько вопросов, – мастер-вор сложил руки на груди, уставился взглядом поверх монашеского капюшона – ему ничуть не хотелось вновь увидеть страшные глаза собеседника. – Почему вы сами не можете отправиться в замок гранд-колдуна и получить причитающееся вам? Что за вещь я должен вывезти оттуда? И последнее, но главное: кто же впустит меня в тот замок, незнакомца со столь примечательной внешностью, – Барт провёл ладонью по лицу, усмехнулся невесело. – Уверен, что случайный человек, тем более не колдун и не вхожий в круг допущенных – пусть и профессионал – при всём старании не сможет попасть в жилище гранд-колдуна. Были, знаете ли, попытки, – мастер-вор не стал уточнять, какие именно, кто пытался и чем дело закончилось. Вовсе неуместные воспоминания. Особенно перед предстоящей работой.
– Отвечаю по порядку, – молвил было колдун, но тут внезапно очнулся Папаша Во, рванул на груди халат, просипел задушенно: «Вай! Какой-такой гнусный шайтан мне голову морочит? Убью!» – а гнусный шайтан, не глянув на бунтаря, крутанул ладонью – словно невидимые вожжи на неё покрепче намотал – и всё, утих Папаша Во, обмяк по новой.
– Итак, – спокойно, будто ничего не случилось, продолжил «монах», – войти в замок гранд-колдуна я не могу, потому что… короче, не могу. Под страхом мгновенной и необратимой смерти. Я, собственно, и в губернии-то до вчерашнего дня появиться не мог, не пускали меня сюда – вон, гранд-колдуна уже вторые сутки как на свете нет, а его запрещающее заклятие всё ещё действует. Частично, слабо, но действует – уж поверь, окажись ты сейчас в моей шкуре, то однозначно бы умер от наведённой смертной тоски… но я привычен и терпелив – о, как я терпелив! – впрочем, ничего иного у меня ныне не осталось. Только терпение и предвкушение некоего долгожданного сюрприза для моих славных друзей и любимых родственников… ну да не о том сейчас речь.
