течение семи десятилетий ушедшего не искажали историю России, нынешнему и всем последующим поколениям важно не забывать,
что за плечами народа — незыблемые пласты высочайшей духовности и святости предков, величественной тысячелетней традиции. Достаточно вспомнить, как уже говорилось выше, что у того же Пушкина в роду 12 святых по прямой линии и 20 — по боковым. Да и не у него одного, а у многих и многих миллионов русских людей.
Покойный ныне протопресвитер Алексий Киселев, бывший настоятелем в храме преподобного Серафима в Нью-Йорке, произнес некогда слова, преисполненные пронзительной сыновней любовью к Родине. Вслушаемся в них и мы: «Тем, кто не был еще в России, очень советую побывать — прочувствовать, ощутить невидимое и не отвернуться от многого видимого». Как же созвучны они страстному призыву Достоевского: «Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно вздыхает. А ведь не все же и в народе — мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем путь освящают!»
Родная речь — это священная духовная скрепа русской цивилизации, без которой нас просто не было бы, и мы обязаны бороться с его обеднением и вытаптыванием.
Валерий Ганичев, заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора
Преподобный Сергий Радонежский — игумен Земли Русской. Как часто приходится слышать эту фразу, и не только слышать, но и самому повторять, любуясь ее звучной красотой, но едва ли задумываясь над ее подлинным смыслом. Так во всяком случае было с автором этих строк. Но случилось, что, услышанная в очередной раз, она поставила его в тупик. И в самом деле, это что же получается, Россия — монастырь?! И как прикажете это понимать? Ведь монастырь — обитель монахов. А слово это происходит от греческого monoz (монос), что значит один.
Гораздо больше, как мне кажется, русской душе говорит другое слово, означающее этот вид подвижничества, — инок. Встречаясь с монахами, русский человек не мог не заметить, что при всей своей схожести с ним эти люди все же иные. И дело тут вовсе не в разнице во внешнем виде и даже не в отсутствии привычного для обычных людей уклада жизни и семьи. Разве мало в жизни разного рода отшельников, бобылей да холостяков. Нет, разительное отличие иноков виделось в иных, непонятных обывателю ценностях, о которых он едва ли мог догадываться. Словно они обитают рядом, но в то же время в параллельном,
