– Нет, – сказал Андреас, – рассказывай. Прошу тебя.
– За это тебе не заплатить никакими деньгами, – сказала она, нахмурив лоб.
– Почему? Я заплачу той же монетой, – возразил он. – Буду тебе рассказывать…
Но она молчала. Упершись взглядом в пол, она молчала. Он искоса взглянул на нее и подумал: а все же по ней заметно, что она шлюха. Из этого кукольного личика, из каждой его поры проглядывает чувственность. Нет, она не невинная пастушка, она очень даже развращенная пастушка. Как больно убедиться, что она все же шлюха. Розовые сны! Она вполне могла бы стоять где-нибудь на вокзале Монпарнас. И хорошо, что боль опять появилась. На некоторое время она совсем стихла. Приятно было слушать ее мягкий голос, когда она рассказывала о консерватории…
– Скучища! – сказала она вдруг совершенно безразличным тоном.
– Давай выпьем вина, – предложил Андрвас. Олина встала, деловой походкой направилась к шкафу
и тем же равнодушным тоном осведомилась:
– Что ты хочешь пить? – Заглянув в шкаф, она прибавила: – Здесь есть белое и красное. По-моему, есть мозельвейн.
– Хорошо, – ответил он, – давай пить мозель. Олина принесла бутылку, пододвинула маленький
столик, протянула Андреасу штопор; пока он откупоривал бутылку, она ставила рюмки. Взглянув на нее, он разлил вино, они чокнулись, и он улыбнулся, не обращая внимания на ее сердитое лицо.
– Давай выпьем за наш год рождения, – сказал он, – за тысяча девятьсот двадцатый.
Она невольно засмеялась.
– Согласна, но я все равно не буду больше рассказывать.
– Хочешь, чтобы я рассказывал?
– Нет, – ответила она, – все вы только о войне и говорите. Боевые эпизоды. Я слышу их целых два года. Стоит вам вернуться оттуда, и вы… начинаете рассказывать боевые эпизоды. Скучища.
– Чего же ты хочешь?
– Я хочу тебя совратить. Ты ведь невинен. Я угадала?
– Да, – сказал Андреас и испугался: так внезапно она вскочила.
– Так и знала, – крикнула она, – так и знала!
Лицо у нее было взволнованное, красное, глаза блестели; а он смотрел на нее и думал: странная история, из всех женщин, которых я когда-либо видел, я меньше всего вожделею к ней, хотя она такая красивая и такая доступная. Часто помимо воли меня пронзала мысль: какое счастье было бы обладать женщиной! Но из всех женщин я меньше всего вожделею к ней. Зато я могу рассказать ей все, решительно все…
– Олина, – начал он и показал на рояль. – Олина, сыграй мне ту маленькую сонату Бетховена.
– Тогда обещай, что ты меня, что ты меня… будешь любить.
