А спать, кстати, хочется ужасно! Мыслить более или менее четкими понятиями и не слишком расплывчатыми образами на восемнадцатый час активного бодрствования проблематично, тем более что надо настраивать себя еще минут на сорок оперативки. Потом, может, удастся преклонить голову на четырнадцатом этаже, где у нас с недавних времен оборудовано несколько комнаток-спаленок именно для таких вот ночных смен.
– Значит, время позднее, – Нисио начал оперативное совещание по смерти Селиванова неожиданно бодрым тоном, – поэтому попрошу быть кратким и говорить только по существу.
Все выступавшие выполнили его приказ, и уже через двадцать минут картина преступления сложилась полная. Проведенное вскрытие подтвердило предварительный диагноз Кодамы: Селиванов умер от остановки сердца, спровоцированной болевым и электрическим шоком. Кипятильник был сначала с большой силой вставлен ему в горло, а затем через привезенный, видимо, самим Селивановым переходной трансформатор включен в сеть. В результате Селиванов получил обширный ожог и удар током. Здесь ничего неожиданного не было. Несколько сенсационно, хотя, если вдуматься хорошенько, и не очень-то, прозвучала информация экспертов о том, что на основных предметах мебели в номере Селиванова не обнаружено никаких отпечатков пальцев: ни его, ни наших с Мураками, ни, разумеется, убийцы. По числу убийц единого мнения не было: с одной стороны, Селиванов не мог оказать никакого более или менее достойного сопротивления в силу своей филологической тщедушности, с другой – для того чтобы «распять» его на постели, могла потребоваться не одна пара рук и ног, но никаких внятных следов не осталось. Версия самоубийства прозвучала, но мимоходом, чисто формально, поскольку все усомнились, что вряд ли скромный русский филолог расстался с жизнью по собственной инициативе таким экзотическим способом. Если бы он действительно решился на самоубийство, логичнее было бы для него разбить тяжелым предметом неоткрывающееся гостиничное окно и выброситься с двенадцатого этажа. Или же пойти в ванну и вскрыть себе вены достаточно острым столовым ножом, который он привез с собой, видимо, для того, чтобы резать им салями Микояновского завода, твердая палка которой была обнаружена в гостиничном холодильнике.
Так или иначе, все это были чисто технические вопросы, которые рано или поздно найдут свои наиболее подходящие ответы. Главным же оставался вопрос процессуальный: раз три сотрудника полиции – я, Мураками и парень из «наружки» – были свидетелями встречи Селиванова с Ириной Катаямой в кафе «Гранд-отеля» меньше чем за два часа до его гибели, значит, требуется срочно принимать решение по этой Ирине, тем более что за сегодняшний день на нее получен уже второй сигнал. Решений здесь могло быть только два: либо с утра требовать у прокурора ордер на установление официальной «наружки» без вступления с ней в контакт (она хотя по паспорту и японка, то есть формально в ее случае прокурорского ордера не требуется – достаточно санкции замначальника управления, но все-таки ее иностранное происхождение нуждалось в известной подстраховке с нашей стороны), либо с того же самого утра вламываться к ней в номер и разговаривать по душам до тех пор, пока она не даст правильные ответы на интересующие нас вопросы.
