Я ощутил за левым плечом щенячье дыхание Сомы и, не оборачиваясь, спросил его:
– Она?
– Да, это она, – прошептал Сома. – Наш наблюдающий сказал, что она спустилась в кафе десять минут назад.
– Когда мы с вами в буревестников играли… – добавил я.
– В каких буревестников? – удивился Сома.
– В буревестников революции, Сома-сан.
– Какой революции? – продолжал изумляться витиеватости моей изысканной речи пускай и исполнительный, но все-таки весьма недалекий отарский сержант.
– Сексуальной… – Я попытался выбрать из всех возможных вариантов дальнейших действий единственно правильный.
– Какой «сексуальной»? – никак не мог угомониться любопытный сержантик.
– Да не берите в голову, Сома-сан! – Мне надоело его воспитывать и образовывать. – Не ваше это дело в голову брать!… Это я так, о своем, о наболевшем… Проживете больше половины – сами над этим задумываться начнете. А пока пойдите лучше сядьте где-нибудь в стороне. Я с ней поговорю один на один… Потом, если потребуется, конечно, вместе с вами в управление поедем.
Я тут же потерял всякий интерес к занудному Соме и, даже не удостоив его протокольным взглядом через левое плечо, направился сквозь лабиринт столиков по направлению к возмутительнице спокойствия по-осеннему сонного Отару. Подходить в общественном месте вот так вот, ни с того ни с сего, к привлекательной иностранке, которая еще и почти в два раза моложе тебя, и начинать с ней светскую беседу у нас не принято, как, впрочем, и к нашим соотечественницам. Гораздо легче было бы извлечь сейчас из кармана гражданской куртки майорское удостоверение и спокойно удостовериться в том, что гражданка Японии Ирина Катаяма просто-напросто, выезжая вчера вечером из своего дома в Ниигате, забыла по дороге в порт выбросить мусор в специально отведенном для этого в ее квартале месте, а ввозить его на пароме, вверенном заботам и попечению чтящего историю и законы Японии капитана Игараси, в гостеприимный хоккайдский Отару посчитала некрасивым. Но косившаяся на неуемных немых чаек за толстым глухим стеклом прекрасная гостья из недалекой, но все-таки, формально, заморской страны вдруг стала мне интересна не столько с точки зрения приложения моих профессиональных навыков, сколько с позиций моей пока еще несомненной принадлежности к так называемому сильному полу. Не скажу, что по роду своей деятельности я лишен приятной возможности общаться с молоденькими русскими барышнями, но только через наш отдел по большей части проходят экземпляры, которые никаких возвышенных мужских чувств не вызывают. Дальше минутного и легко подавляемого все еще могучей силой воли приступа звериной похоти дело не идет. А такие вот подарки далеко не всегда благосклонной ко мне судьбы, как подсесть и заговорить с симпатичной девицей-красавицей, выпадают не часто или, честно говоря, совсем не выпадают, если не считать регулярных встреч с Ганинской Сашей, но там у нас все совсем по-другому…
