Дженет размешала растворимый кофе, подлила молока, вернулась в комнату и села на диван.
— Гарри…
— Нет, я серьезно. А вот это? Что это должно означать? — Он постучал костяшками пальцев по другой картине.
— Гарри, сядьте, пожалуйста.
Бенсон пристально посмотрел на нее, потом подошел и сел напротив. Он, казалось, был весь напряжен, но через секунду безмятежно улыбнулся. На мгновение его зрачки расширились. «Еще одна стимуляция, — подумала Дженет. — Так что же мне делать, черт побери?»
— Гарри, — сказала она вслух. — Что с вами случилось?
— Не знаю, — ответил он с той же безмятежностью.
— Вы ушли из клиники…
— Да, я ушел из клиники в белом форменном костюме. Я все обдумал заранее. Анджела ждала меня с машиной.
— А потом?
— Потом мы поехали ко мне домой. Я был сильно возбужден.
— Почему вы были возбуждены?
— Понимаете, я ведь знал, как все это кончится.
— И как же это кончится? — Она не совсем понимала, что он имеет в виду.
— А потом мы поехали к ней, выпили немного и вообще… И я рассказал ей, как это кончится. И она перепугалась. Хотела позвонить в клинику, сообщить, где я… — Бенсон вдруг сбился и уставился в одну точку. Дженет не собиралась настаивать, чтобы он продолжал. Ведь затем произошел припадок, и Бенсон просто не помнил, что он убил Анджелу. Его амнезия была полной и непритворной.
Но необходимо, чтобы Бенсон говорил.
— Почему вы ушли из клиники, Гарри?
— Это было днем, — сказал Бенсон и поглядел на нее. — Я лежал в постели и вдруг понял, что за мной ухаживают… понимаете… ухаживают, как за машиной. Я все время этого боялся.
Одно давнее отвлеченное предположение Дженет вдруг подтвердилось: за параноическим страхом Бенсона перед машинами крылась боязнь потерять самостоятельность, попасть в зависимость от кого-то. И он говорил чистейшую правду, утверждая, что боится, когда за ним ухаживают. А люди обычно ненавидят то, что внушает им страх.
Но ведь Бенсон в определенной мере зависит от нее… Как на него это действует?
— Вы там мне все лгали, — неожиданно сказал Бенсон.
— Вам никто не лгал, Гарри.
Бенсон начинал сердиться.
— Нет, лгали. Вы… — Он вдруг осекся и снова улыбнулся.
Расширенные зрачки — еще одна стимуляция. Они уже следуют одна за другой почти без интервалов. Скоро должен наступить новый кризис.
— Знаете что? Это удивительное ощущение! — сказал он.
— Какое ощущение?
— Это жужжание.
— Жужжание?
— Когда все вокруг становится черным — ж-жж-ж! — и я снова счастлив. И на душе так тепло, так радостно.
