Между створками теснились гаали и толпами выходили наружу.
В рассветной мгле трудно было разглядеть, сколько их — не меньше тысячи или даже двух, говорили дозорные на башне, но они могли и ошибиться: внизу у стен и на снегу мелькали лишь неясные тени. Они группами и поодиночке появлялись за воротами, исчезали под стенами, а потом неровной растянутой линией вновь появлялись выше на склоне, размеренной трусцой удаляясь на юг, и вскоре скрывались из виду — то ли их поглощал серым сумрак, то ли складки холма. Агат все еще смотрел им вслед, когда горизонт на востоке побелел и по небу до зенита разлилось холодное сияние.
Озаренные утренним светом дома и крутые улицы города были исполнены покоя.
Кто-то ударил в колокол на башне, и прямо у них над головой ровно и часто загремела бронза о бронзу, оглушая, ошеломляя. Зажав уши, они бросились вниз, а навстречу им уже поднимались другие люди. Они смеялись, они окликали Агата, старались его остановить, но он бежал и бежал по гудящим ступенькам под торжествующий звон, а потом очутился в Зале Собраний. И в этой огромной, шумной, набитой людьми комнате, где на стенах плыли золотые солнца, а золотые циферблаты отсчитывали Годы и Годы, он искал чужую, непонятную женщину — свою жену. А когда нашел и взял ее за руки, то сказал:
— Они ушли, они ушли, они ушли…
А потом повернулся и во всю силу своих легких закричал всем и каждому:
— Они ушли!
Все тоже что-то кричали ему, кричали друг другу, смеялись и плакали. А он опять взял Ролери за руку и сказал:
— Пойдем со мной. Пойдем на Риф.
Волнение, торжествующая радость оглушили его, ему не терпелось пройти по улицам, убедиться, что город снова принадлежит им. С Площади еще никто не уходил, и когда они спустились с западной баррикады, Агат достал дротикомет.
— У меня вчера вечером было неожиданное приключение, — сказал он Ролери, а она посмотрела на зияющую прореху в его куртке и ответила:
— Я знаю.
— Я его убил!
— Снежного дьявола?
— Вот именно.
— Ты был один?
— Да. И он, к счастью, тоже.
Она быстро шла рядом с ним, но он заметил, каким восторженным стало ее лицо, и громко засмеялся от радости.
Они вышли на виадук, повисший под ледяным ветром между сияющим небом и темной водой в белых разводах пены.
Колокол и параречь уже доставили на Риф великую новость, и подъемный мост опустился, как только они подошли к нему. Навстречу выбежали мужчины, женщины, сонные, закутанные в меха ребятишки, и вновь начались крики, расспросы, объятия.
