Все его инстинкты восстали: вся его подготовка, джедайские идеалы, образ жизни упорно противились убийству беспомощного дрожащего существа. Он покачнулся, вдруг почувствовав головокружение, внезапно осознав, как тяжело он ранен... осознав, что по его лицу течет кровь, а то, что мешает дышать - это сломанные ребра; осознав, что вокруг пореза на бедре все онемело, а он даже не помнит, как получил удар; и что из-за сотрясения ему трудно сфокусировать взгляд. Он прорвался к острову в состоянии, подобном боевому трансу воинов йуужань-вонгов, когда боль и ранения имели так же мало значения, как и цвет неба над головой; он отнимал жизни и у воинов, и у обезумевших формовщиков... возможно, и у тех самых рабов, которых пытался спасти...
Джейсен взглянул на берег. Рядом с формовщиком, которого он убил, лежал еще один труп. Он выглядел совсем как человек. Джейсен не знал, и не мог знать, был ли это замаскированный воин или раб. Это никогда не выяснится. Единственное, что он знал - прежде, чем умереть, этот неизвестный преградил ему путь. Воин? Или раб - невинный, безжалостно подстегиваемый имплантантом послушания, напавший на Джейсена против воли? Почему ему все равно? Это пугало Джейсена больше, чем все смерти. Если это - то, чем я стал, может, даже к лучшему, что мне придется здесь умереть. Пока не убит еще кто-нибудь.
Но каждый раз, когда прикрывающие его товарищи, пытающиеся сдержать натиск рабов, наполняющих берег, поражали кого-то в бок, или в ногу, или в голову своими неподъемными роющими скатами, ему казалось, что рану нанесли ему.
Бесконечный поток рабов уже смел воинов, охраняющих остров-улей; и то, когда дуриамы столкнут своих рабов в кровавой схватке, где победитель забирает все, было лишь вопросом нескольких мгновений. Уже погибли десятки, возможно, сотни рабов, бездумно бросившихся на беспощадных воинов. Как только дуриамы займутся друг другом, счет погибших пойдет на тысячи.
Для дуриама под его ногами все они были лишь инструментами. Автогенными резчиками. Светящимися проводами.
Смерть раба вызовет у дуриама не больше эмоций, чем вызывает у его отца проклятие, оброненное по поводу гидроключа, сломавшегося во время ремонта упрямого гипердвигателя "Сокола".
Джейсен вспомнил слова Вержер, словно она сама прошептала ему в ухо: выбор садовника. Он поднял свой сдвоенный амфижезл, а потом опустился на одно колено и вонзил их в восковую пломбу. Клинки, рассекающие тело маленького дуриама, он ощущал рассекающими его собственный живот; жгучий поток яда, наполнивший сосуды дуриама - растекающимся по его собственным венам. Джейсен выдернул амфижезлы и направился к следующей камере.
