Для этих людей Сансет был словно вспышки Дантова «Ада», но для Джули этот закат символизировал восход солнца славы в великолепной стране, ставшей ее новым домом.
И вот теперь прошлое дотянулось до нее своей длинной рукой. Девушка, которой могли позавидовать даже ангелы, явилась из туманного, сырого, далекого отечества, чтобы мучить и досаждать ей и низвергнуть ее мир.
– Но мы не позволим ей лезть к нам, правда, Орландо? Мы найдем на нее управу, верно? Ведь мы-то знаем, кто она такая, да, Орландо? Это мама, она – мама. Она – мама.
Джули Беннет вскочила на ноги с диким взглядом, и рыжий перс Орландо отлетел прочь. Как ракета, отделившаяся от земли, этот оранжевый мяч вышел на орбиту.
Джули Беннет бросилась к пишущей машинке. На странице умещалось почти две сотни слов. Четыре тысячи по текущему рыночному курсу. Она сгребла ни в чем не повинную бумагу с машинки и, скомкав ее, швырнула об стену.
Проклятье. Проклятье. ПРОКЛЯТЬЕ!
Ей нужен был кто-нибудь, на ком можно сорвать зло. Где же этот чертов Билли? Почти наверняка в студии, в это-то время суток? Работает, если можно так назвать то, что делают бесталанные художники. Но была слабая надежда, что он может быть в бассейне. Очень слабая.
Она подошла в заднему окну и взглянула на бассейн. Отлично. Именно там он и есть. Его пропорциональное тело вытянулось под лучами полуденного солнца в мире и гармонии с пустынным миром.
Джули Беннет ощутила прилив сил, она поспешно выскочила из комнаты и сбежала по мраморным ступенькам к бассейну.
– Значит, художник отдыхает.
Слово «художник» было ее настоящим фонетическим изобретением, оно содержало и насмешку, и снисхождение, и легкий сарказм, и щедрую порцию застарелого отвращения.
Билли Бингэм взглянул на нее с пляжного лежака, кротко принимая своего потенциального мучителя.
– Чего это ты лежишь на открытом солнце? С твоим-то образованием должно бы знать, что меланома вовсе не столь симпатична, чтобы прельщать девчонок в баре. – Джули плюхнулась в тень большого бежевого зонта со спицами красного дерева, безжалостно накручивая обороты своей озлобленности. Как и всегда, Билли выглядел как воплощение самой дикой грезы: его мощное худое тело блестело, как новенькая монетка – он натерся маслом «Джонсон беби». Она подавила в себе желание и постаралась охладить его чашей ядовитой злобы:
– Ты успел за ночь забыть, как разговаривают, да, Билли? Я знаю, что тебе и всегда-то трудно подбирать слова, но уж пару слов ты бы мог связать, чтобы у меня хоть иллюзия была, что я с кем-то беседую.
