Она выбрала «Моэ». Если ее родители держат его для неважнецких посетителей, тогда эта марка для нее.
Софи находила ванную «забавной» и ничего не стала в ней менять. Старинная в готическом стиле ванна стояла на четырех ножках, завершавшихся горгульями. У фантастических фигур был удивленный вид, будто они никак не могли понять, почему оказались распростертыми под этой черно-белой кафельной громадой. Джули, сжимая в руке ледяное шампанское, оглядела знакомую комнату, и на нее нахлынули приятные воспоминания: как они купались здесь с папой в раннем ее детстве, с корабликами и губками, как она намыливала отцу спину, и он позволял дочке налить ему на волосы шампунь. Но теперь даже старые времена вызывали у нее слезы.
Борясь с ними, она повернулась к кранам и стала смотреть, как горячая вода каскадом ринулась в ванну. Затем выскользнула из одежды и осторожно ступила в крутой кипяток. Попробовала сесть, но тут же выпрыгнула. Джули лихорадочно похлопала себя по ягодицам, пытаясь унять боль. Наконец она попривыкла и смогла погрузиться в водное чрево.
Она потянулась к краю ванны за шампанским и прижала ледяное горлышко бутылки к губам. Долгим, затяжным глотком она старалась протолкнуть в себя как можно больше пузырящейся, покалывающей жидкости, пока спиртное не застряло у нее в горле. Тогда она поставила бутылку на пол и стала ждать, пока утихнет первый взрыв.
Голова ее уже загудела. У нее был огромный живот, но желудок пуст, весь день она ничего не ела. Алкоголь немедленно просочится к ней в кровь, а значит, достанется и ее ребенку. Это его пробудит. Только теперь она подумала, чего он так долго, подозрительно долго спит?
Второй глоток был куда легче, а третий и четвертый проскочили совсем легко. Засыпая, Джули положила голову на эмалированный выступ; пар окутал ее голову, а в воспаленном мозгу раздавался пчелиный гул. Она медленно уплывала, спокойно и умиротворенно чувствуя себя в теплой воде. Глаза закрылись, все дурное отступило прочь. Но зачем она тогда здесь? Кто вдохновил ее сделать это? Что это за выход? Ее голова лениво откинулась.
Джули услышала жуткий вопль страдания, и поняла, что это кричит она. Еще она поняла, что это страшная, непереносимая боль и что вода в ванной становится почему-то темно-красной. Теперь она осознала, что сотворила какую-то невероятную глупость, и что зашла уже слишком далеко, и что раскаивается. Но раскаиваться, быть может, уже поздно. Или вообще уже слишком поздно для всего.
